— Да хочу посадить своих полицейских на коней. Дабы они могли
больше патрулей выставлять, да и до места лиходейства добираться
было бы сподручнее и быстрее. Я даже выспросил у государя, можно ли
конюшню организовать, и он одобрил. Правда мудрено сказал, что
нужно учиться самым головастым из моих людей преступления
распутывать. А главное, вывести энтих ищеек в отдельный кабинет,
дабы они мозги напрягали, выстраивая путь татя к злодеянию его. Как
гончак заячьи следы распутывает. И не забывали каждый шаг свой
записывать, дабы ничего не забыть ненароком. Так чтобы распутывать,
тоже на своих двоих не набегаешься, — Радищев развел руками.
— Ну, — Волконский задумчиво посмотрел на главного полицейского
и после непродолжительной паузы произнес. — Выбраковку могу за
умеренную плату одолжить. По семи рублей за коня.
— Да побойся Бога, какие семь рублей? — Радищев от возмущения
даже покраснел весь. — Откуда у меня такие деньжищи? Да я только
заикнусь, как мне Черкасский из каждой ямы начнет выскакивать и
ревизией грозить. Ревизию я не боюсь, все честь по чести у меня, но
они же окаянные время отнимут, четыре рубля и ни полушки
больше!
— Пять, кровопийца. Мне лошадок надобно только отборными овсами
кормить, дабы порода улучшилась, — теперь уже возмутился
Волконский. — Я своих коней каждого по морде могу узнать. Ты же
татей своих узнаешь? Я каждую волосинку описать могу на
полстраницы, а ты мне предлагаешь какие-то четыре рубля. У меня
каждый удачный жеребчик и кобылка подробно описаны и в специальном
шкафу стопочкой хранятся. Чтобы не было такого, что мне пеняли на
производителя. Я вот шкафчик-то открою, листок евойный вытащу и
прочитаю, что нет уж, жеребец Голиаф никогда не имел белой полоски
посеред лба, только рыжину на кончиках обоих ушей...
— Никита Федорович, дорогой ты мой, человечище! — Радищев
схватил Волконского за плечи и крепко обнял. — Я уже почитай шестой
месяц сообразить не могу, как мне татей, что известные мне и уже
бывалым полицейским перед молодыми да дворниками обрисовать. Чтобы
мог любой дворник сказать, что Васька Косой энто был, а не кто-то
еще. Будет тебе пять с полтиной рублей за жеребчиков, присылай, мое
управление честь по чести рассчитается, — и отпустив князя, Радищев
пошел быстрым шагом по коридору. Волконский же смотрел расширенными
глазами ему вслед.