К удивлению самого Григория, его атака вышла удачной, а удар по
вражескому шлему оказался столь стремительным и сильным, что
сарацин не успел его парировать, а сразу свалился с седла,
запутавшись в стременах. И лошадь понесла его, волоча по дорожной
пыли. От этого она через пару метров споткнулась и врезалась в
другую вражескую лошадку, которая опрокинулась от удара вместе с
седоком. Отчего число сарацинских всадников сразу уменьшилось до
трех, а бег их лошадей сбился. Они начали останавливаться и
разворачиваться, проскочив на безопасном расстоянии от Григория.
Ведь мгновенно остановить бегущего коня, а тем более с тяжелым
всадником, невозможно. За это время Бертран успел оторваться от
них. А сам Григорий проскочил к сарацинам в тыл.
Его конь Антоша оказался очень проворным и смышленым. Он сам,
как будто бы знал, что следует делать в бою, быстро, насколько
возможно, останавливаясь и разворачиваясь, повинуясь седоку.
Антоний проявил себя самым настоящим боевым конем, выдрессированным
на такие бешенные атаки с неясным исходом, как для коня, так и для
всадника.
Развернувшись, Грегор снова пустил коня в галоп. Он в одиночку
атаковал троих. Если бы у сарацин были копья, ему не поздоровилось
бы. Но, к счастью, эти враги свои копья, наверное, где-то забыли.
Сарацинские лошадки уступали Антону не только в росте, а и в
весовой категории. Потому, когда всадники сшиблись, еще одна
сарацинская лошадь упала вместе с седоком. Тут неожиданно сзади на
врагов налетел Бертран, срубив еще одного противника. Оставшийся
сарацин прикрылся щитом и попытался проскочить между двух рыцарей.
Но, этот номер не прошел. Два меча обрушились на него с разных
сторон. Удар Бертрана он парировал щитом, но удар Грегора
парировать не смог. И, получив мечом сокрушительный удар по своей
стальной личине, полетел наземь.
— А ты, оказывается, в схватке верхом еще лучше дерешься, чем
пешим, — похвалил Григория Бертран. И добавил:
— Даже не думал, что тамплиеры так могут.
Поморщившись от боли, рыцарь из Луарка обломал древко вражеской
стрелы, торчащее из своего левого бедра. От рыцаря исходил такой
знакомый Родимцеву еще с армейской службы запах перегара. Сам
Григорий никогда сильно алкоголем не злоупотреблял, но некоторые
сослуживцы приучили его к этому «аромату». Хорошо еще, что не
примешивался и запах курева, вперемешку с луком и чесноком. «Табак
еще из Америки долго не привезут. Да и кальян в Индии еще не
изобрели. Только ассасины уже курили гашиш в это время. Так что вот
от кого пошла дурная привычка курения, конечно, от ассасинов!» —
подумал Гриша.