Машина снесла первое орудие,
одновременно приняв в борт новую порцию дроби с шимозой, от которой
правый стрелок сполз на пол, а в полумрак заброневого пространства
брызнул дневной свет. Врангель круто повернул, рискуя потерять
гусеницу, перегазовал и ринулся на трёхдюймовку поперёк линии
наступления танковых рот. Перископ покрылся трещинами, водитель
открыл броневую заслонку, ежесекундно рискуя получить шрапнелью
прямо в глаза. Третья пушка выбила ведущее колесо, обездвижив
машину. Следующее попадание прилетело сзади, разворотив мотор.
Задыхаясь в огне и дыму, барон пополз
вдоль правого борта к люку. Когда схватился рукой за запорный
рычаг, он уже был раскалён как кочерга. Завопив благим матом,
ротмистр вцепился горящими руками в сталь и провернул задрайку,
выпихнул крышку и кубарем выкатился на песок, пытаясь сбить огонь с
кителя. Краем глаза увидел, как механик из ремонтной роты,
отправившийся в бой в пулемётной башне, судорожно взмахнул руками и
упал в просвете люка, свесившись до половины наружу. Второй стрелок
даже не пытался вылезти и, как видно, сгорел внутри.
Вокруг по-прежнему свистели
смертоносные кусочки металла. Стараясь не потерять сознания от
безумной боли в сожжённых до костей руках, Врангель перекатился под
задний свес между ленивцами и затаился. От корпуса сгоревшего танка
несло немилосердным жаром, зато он закрыл несчастливого водителя от
пуль и осколков.
Чуть придя в себя и даже несколько
привыкнув к нестерпимому жжению там, где пять минут назад были
ладони, барон осторожно огляделся.
Танки прорвали первую линию, хотя
коптящих железных могил осталось много, очень много. Китайская
пехота разлилась по батарее и окопам, добивая уцелевших после
пулемётного расстрела японцев. Потом прогарцевала британская
конница, устремляясь в пробитую бронетехникой брешь.
Наверно, наши победили. В танке
выгорел соляр. Врангель осторожно присел, вытянув перед собой
почерневшие пальцы. Смешно сказать, дома он прилично играл на
фортепьяно – матушка считала музицирование непременным умением для
дворянина. Этими пальцами он ласкал Ольгу, многих других женщин и
нежно гладил круп вороной кобылы Амалии. Теперь сможет ли ложку
удержать…
- Килай! – оборвал его размышления
окрик на китайском языке.
- Я – русский офицер, - ротмистр
показал на танк и, с трудом припомнив хоть что-то на местном
наречии, спросил замызганного пехотинца, тыкающего в него штыком. -
Ни ху шо эюй ма?