– Вот что, Елпидифор, — обратился я к
старшему, — фамилия у вас с братом есть? Или кличка какая? А то
мало ли на Руси Сысоев да Епишек? Вы мне помогли, а царю в долгу
быть нельзя. Знать хочу, кому обязан.
– Мокрые мы по-уличному, Великий
Государь! — Не прекращая работы, ответил паромщик. — Только ничего,
царь-батюшка, ты нам не должен: честь великая твою особу везть! —
Тут он всё-таки оторвался от каната и низко, в пояс поклонился.
Ну, на колени не плюхается — и то
хорошо. А то непривычно мне это. И, честно сказать, неприятно. Не
барское у меня воспитание, а самое, что ни на есть,
крестьянско-пролетарское. «Сосед» мой по телу что-то вовсе прижух,
только помогает понимать речь окружающих и самому отвечать на
понятном им языке. Да ещё и движения, осанка у тела моего остались
прежними, гордыми и, я бы даже сказал, величавыми. То-то я смотрю —
при взгляде в мою сторону стрельцы постоянно норовят подтянуться,
браво выпятить грудь и принять бодрый вид.
– Что вы с братом верность мне,
Государю, проявляете, это похвально. И что чести хотите, а не денег
— тоже верно. Запомни, Елпидифор Мокрый: за Богом молитва, а за
царём служба — никогда не пропадают! Нынче боярин Василий Шуйский с
родичами своими сам решил царём стать. На меня напал, убить хотел,
слуг моих верных многих порешил.
– Да как же так, Государь! Как он
вор, насмелился! — Возмущенно закричали оба перевозчика, побросав
канат. — Статочное ли дело! Что ж делать, царь-батюшка?! Вели —
живот за тебя положим!
– А вот что: как свезёте нас за реку,
возвращайтесь назад. Кого на берегу встретите — каждому о
злодействе Шуйского поведайте. А те пусть другим передадут. Чтобы
вся Москва, вся Русь об измене знали. И пусть все ведают: не убили
меня, по Божьей воле спасся. И в скором времени вернусь в Кремль,
карать предателей. Кто же иное скажет — тот лжец, а то и лазутчик
изменников. Того приказываю хватать и под замок сажать. А если на
перевоз ваш выйдут какие-нибудь иные мои люди: стрельцы ли, или
дворяне, или ещё какие воины — по слову моему везите вслед за мной.
Пусть ищут меня на Замоскворечье, в Стрелецкой слободе.
– Слушаем, Великий Государь! Всё
свершим, яко велено!
– А за это всё получите специальный
знак отличия, за верность в трудный час. С тем знаком и вы, и дети,
и внуки ваши навечно освобождены будете от всех пошлин и поборов,
которые есть на Руси на сей день. А теперь — за работу! Надо
спешить!