– Я же велел: всем убрать оружие! Вам
что — непонятно? Развели, понимаешь, фехтование!
Нет, ну сколько раз можно повторять?
Царь я или не царь? Должны меня слушать, или не должны?
Вот обижусь и уйду. В монастырь. В
женский.
Усач с пистолетом засунул оружие за
широкий ремень со здоровенной фигурной пряжкой, прикрывающей чуть
ли не треть живота и поклонился на европейский манер. После чего
что-то сказал своим товарищам на незнакомом языке, отдалённо
смахивающем на германскую мову.
С видимым нежеланием воины отёрли
окровавленное оружие и вложили клинки в ножны. Теперь, когда боевая
суета прекратилась, я обратил внимание на существенную разницу в их
вооружении и доспехах. Одинаковыми, вернее, сходными внешне, были
только глубокие полукруглые шлемы с прикрывающими лица от
поперечного удара стрелками-наносниками, закреплённые на краю
козырька. Загривок прикрывали собранные наподобие рачьих хвостиков
трёхсегментные назатыльники. Но вот всё остальное — заметно
разнилось. Если один был облачён в пластинчатые доспехи с
прикрывающей тело железной кирасой, латной «юбкой» и наплечниками,
а ноги защищались поножами на бедрах и ниже колен, то серый кафтан
второго был закрыт спереди лишь изрубленным кованым нагрудником и
«набрюшником» из нескольких пластин внахлёст. Да и оружие заметно
разнилось: воин в сером кафтане — или как эта одежда ещё
называется? На наши русские кафтаны всё же не совсем похоже, —
гордо носил у пояса саблю, на первый взгляд, весьма похожую на
стрелецкие, но всё же слегка не такую. А его товарищ вооружился
тяжёлым даже с виду прямым палашом с гардой, прикрывающей всю кисть
руки и длинным тонким кинжалом, больше смахивающим на
шило-переросток, упрятанное в изящные кожаные ножны с медными
чеканными накладками.
Скрыв оружие, троица приблизилась,
насторожённо поглядывая на заляпанных кровью стрельцов, всем видом
выказывающих готовность напластать на заготовки для бифштекса
любого, кто не так посмотрит на их государя. Нестройно, но
почтительно поклонились: толстячок даже повыкаблучивался, перебирая
ногами в тупоносых туфлях и разметая шляпой московскую пыль.
– Ну, довольно политесы разводить.
Покланялись — и будет. Отвечайте: кто такие и что здесь
делаете?
Усач в шляпе принял почтительную позу
и, приложив руку к груди, ответил на плохом, но всё же понятном
русском языке: