— Иди сюда, — Лиссарина пощипала ее
за щечки, вызывая румянец. — Перед входом покусай губы. Пусть лорд
Монтфрей упадет в обморок от твоей красоты.
— Ты перечитала любовных романов, —
грустно улыбнулась Ровенна. — А сама пойдешь так?
— Нет, если ты позволишь, я надену
одно из твоих платьев. Они не должны были помяться, я старалась
хорошо их сложить. Ты не против?
Теперь настал черед Ровенны
колдовать. Она могла сделать конфетку даже из чудища болотного, а
Лиссарина была не настолько плохим материалом для работы. Через
десять минут Рин не могла поверить, что девушка, отраженная в
зеркале, это она сама. Обычно в Геттенберге она никогда не
наряжалась, тем более в платья Ровенны, но здесь ей хотелось
соответствовать красоте и богатству дома. В противном случае она бы
просто потерялась на фоне всеобщего великолепия.
Она была чуть ниже Ровенны, но это не
помешало ей уместиться в платье (Ровенне оно все равно было слегка
коротковатым). Только утянуть его пришлось потуже, потому что там,
где у Ро была грудь, у Лиссарины была практически доска. Что-то в
ее теле дало сбой, и когда все девушки становились мягкими и
округлыми, походя на женщин, она осталась в теле ребенка. Ее
единственная радость заключалась в том, что отвратительно тонкие
ноги-спички не видно за подолами платьев.
Это платье было совсем новым, Ро его
даже не надевала. Темно-синее платье, вырез которого покрывали
такого же цвета кружева, закрывая отсутствие важной части ее тела и
оставляя в качестве изюминки небольшой вытянутый овал белой кожи.
Длинные пышные рукава заканчивались кружевами на запястье. По всему
подолу и корсету тянулась тонкая, очень нежная и ненавязчивая
вышивка, выполненная серебряной нитью. Это серебро потрясающе
гармонировало с волосами, которые, несмотря на недавно
исполнившиеся семнадцать лет, были полностью седыми. Кассимина
говорила, что в детстве, когда родители Рин погибли, она очень
сильно испугалась, и ее волосы поседели. Как, что, где и когда
совершенно стерлись из ее памяти, и только серебро волос
напоминало, что когда-то давно она пережила серьезное
потрясение.
— Никогда не замечала, что у тебя
такие глаза, словно расплавленное серебро, — Ровенна поцеловала ее
в щеку, обняв со спины. — И прическу я тебе сделала
потрясающую.
Забрала их назад в низкий воздушный
узел с пробором на левую сторону и оставила две крупные прядки по
обе стороны от лица. Конечно, на лучшее рассчитывать не
приходилось, ее волосы достигали всего лишь лопаток, так что
многого с ними не сотворишь. В плане красоты Ровенна была куда
одареннее. По всем пунктам.