Возвращался он перед самым пробуждением слуг, впрыгивал в окно,
тяжело дыша, вновь тыкался носом в ладони няни, и, превратившись в
человека, сладко засыпал в ее объятиях, чтобы через пару часов
проснуться обновленным. Спокойным. Способным с гордо выпрямленной
спиной проходить по коридорам и не замечать ужаса в душах рожан. И
даже улыбаться искренне, когда раздавались сзади поспешные шаги и
детские руки обнимали его со спины, а на тонком, еще пухловатом
запястье поблескивала нитка янтаря.
– Перестань, Аланна, – каждый раз говорил Арман и каждый раз
знал, что она не послушает. И опять встревожит душу своим
молчанием.
Она вообще говорила мало. В начале весны, когда ее привезли в
поместье, заплаканную и напуганную, лишь смотрела на Армана
невидящим взглядом, не замечая ни двора, утонувшего в пелене дождя,
ни столпившихся вокруг дозорных, и все теребила браслет на
запястье. Арман еще удивился тогда – что за ерунда? Архана, в
помятых, а все же дорогих одеждах, и носит какую-то дешевую дрянь
из храма.
– Аланна будет жить теперь с тобой, – сказал невесть откуда-то
появившийся опекун, и Арман недовольно вздрогнул. – Присмотришь за
ней.
– Это твоя племянница, – ответил Арман, с трудом узнавая изрядно
подросшую с их последней встречи девочку, – почему я должен за ней
присматривать?
– Арман, – в голосе Эдлая послышалась едва скрытая боль. – У
меня нет сейчас сил с тобой препираться.
Арман посмотрел на опекуна и вдруг сообразил, что Эдлай сегодня
потерял сестру и друга. А эта девочка – родителей. Но разве это
было поводом делать из Армана няньку?
Но препираться он не стал. Приказал Аде отвести девочку в
детскую и заглянул в глаза опекуну, пытаясь выдавить хоть слово. Не
получилось. И когда умолк за высоким забором стук копыт, Арман в
досаде прикусил губу и тихонько выругался. Почему иногда так тяжело
подобрать слова? Почему хочется что-то сказать, знаешь, что даже
нужно, а не знаешь что? И все вспоминается, как в обычно холодном
взгляде опекуна бьется боль, и сердце вдруг замирает от
беспомощности…
А ведь Аланне тяжелее. Арман это знал, а все равно не мог себя
заставить пойти к девочке, до позднего вечера заглушая муки совести
бумажной работой. Ну, ради богов, что он ей скажет? Чем
поможет?
И все было хорошо, пока на закате в кабинет Армана не заявился
Нар: