— Поживешь пока здесь. Поможешь.
— Но... — начал было Рэми и бросился
за Жерлом к калитке, но резко остановился, услышав:
— Ты ведь этого хотел?
Рэми не знал, чего он хотел. В замке
было знакомо, спокойно. Но этой весной все изменилось. И Брэн за
хлопотами волчонка замечал все меньше, с Мией был, к свадьбе
готовился. Мия счастливая ходила, Рэми младшим братишкой величала,
одаривала любовью. Но Рэми знал — после свадьбы дети пойдут и
молодым не до приблудного мальчишки будет. А жить как-то надо. И
мать из деревни забрать надо. И сестру. Негоже это своих бросать,
негоже это, когда в доме есть хозяин, мужчина, а семья на милости
деревни живет.
В доме же дедушки Захария было
как-то... спокойно. Тут Рэми был нужен. И когда дедушку на скамью
под дом выводил, и когда сидел у его ног и повторял за ним заветные
слова, и когда дикое зверье, как учил старик, к дому призывал.
— Будь осторожен, внучек, — через
силу шептал Захарий, наблюдая, как Рэми играл во дворе с
медвежонком. — Крупный зверь он силы своей не знает. Чуть
зазеваешься и...
Рэми, помнится, тогда лишь улыбнулся.
Он с каждым днем все больше влюблялся в лес, забывал казавшийся
теперь далеким замок, где все было неправильным, неживым, ненужным.
А вот лес, вот он, рядом. Свободный и непобедимый. Он по ночам
кричит филином, умирает с писком мышонка, встает на тонких ногах
только родившегося олененка.
Кругом было столько интересного,
колесо жизни вертелось непрерывно, и за каждым движением, за каждым
вздохом наблюдали тысячи глаз. Счастье душило, подкатывало к горлу
горьким комком, и Рэми вставал на рассвете, боясь тратить
драгоценные мгновения на тревожные сны.
— Неуемный ты, — шутил дедушка. —
Живи, внучек, еще успеешь всему научиться.
Рэми вновь смеялся, глядя, как льется
в окна щедрое этой весной солнышко. Приготавливал для дедушки
завтрак и уносился в лес, слушать, наблюдать, чувствовать.
Жить.
А вечерами, еще холодными, сидел у
ног старика и слушал. И о зверях слушал. И о дочке Захария, которую
унесла веселая речка, и о жене, что по дочке тосковала да и сама в
эту реку прыгнула. Голос старика хрипел, а новые, еще неведомые до
этого знания, оставались в памяти надолго. Потому что было
интересно. И казалось Рэми, что он прожил тут вечность, и целую
вечность сухие пальцы старика перебирали его волосы, а ласковый
голос рассказывал сказки.