Обернувшись, Рэми успел заметить лишь метнувшуюся к нему серую
тень. Он замер от ужаса, медленно скользя взглядом по мускулистой
шее, в шерсти которой путалась грязная веревка, по оскаленной
острой морде, по дрожащей губе, обнажающей белоснежные клыки. Он
смотрел и не мог отвести взгляда от желтых глаз, в которых бесилась
ярость, не осмеливался двинуться, дышать не осмеливался, дрожал в
такт тихому рычанию и уже не замечал ни все более усиливающегося
дождя, ни бегущих по щекам капель.
Но страх куда-то вдруг отхлынул, оставив за собой звенящую
пустоту. Рэми медленно сел и улыбнулся. Всего лишь волк... Мокрый,
злой, казавшийся грязным из-за неожиданной рыжины в серой шерсти. И
с собакой ведь совсем не спутаешь — более сильный, более
мускулистый более... неприученный. Хоть и привязанный к сараю, а
все равно не убежишь, даже встать не успеешь — достанет. Слишком
близко Рэми подошел, слишком опасно. Слишком стыдно... в маленьком
дворе заблудиться.
А все равно почему-то не страшно. Клубится в груди горечь,
перемешанная с жалостью, и охота утешить, усмирить рвущуюся из
желтых глаз боль. Ведь волку просто страшно. И больно. И плохо...
очень плохо.
Рэми прополз по грязи, встал перед волком на колени, обнял его
за шею и зарылся носом во влажную, чуть седую шерсть. Дождь пошел
еще сильнее. Вода стекала с волос за шиворот, Рэми трясло от
холода, но он упорно жался к бестии, чувствуя ее тепло, слыша
биение ее сердца, тихий рокот ее рычания. И ведь совсем не зло
рычит, ласково. И лижет ухо, шею, тыкается носом в плечо. Щекотно
же, смешно. И хорошо.
Стукнула за спиной дверь. Волк вздрогнул, сильным ударом плеча
откинул Рэми в сторону и прыгнул к стене сарая. Разорвала пелену
стрела, вонзилась в грязь у ног Рэми, дрожа и скидывая с себя капли
дождя.
— Ты жив, мальчик? — закричал сбежавший по ступенькам
старейшина. — Хорошо, что жив...
Он, не спуская с волка испуганного взгляда, схватил Рэми за
шиворот, заставив встать, войти в дом и переодеться в сухую одежду.
Весть из замка он, казалось, не услышал. Все причитал горестно в
полумраке просторной избы, что почти не уберег «щенка Жерла», все
говорил, что если Рэми решил сдохнуть, то подальше бы от его двора.
А Рэми все молчал, вслушиваясь в вой за окном:
— Совсем разошлась, зараза! — улыбнулся беззубой улыбкой
старейшина, убедившись, что Рэми цел. — Щенков ее я продал. На
рассвете и эту заберут... бестия. Умная, красивая. Завтра в столицу
поедет, богатеньких арханов развлекать. Они ее против своих воинов
выставлять будут и смотреть, кто победит. А мне все едино, кто. Что
арханы, что эта... Сдохнут — и слава богам, одной тварью на земле
меньше.