— Это как это по глупости? — хотя и ожидал чего-то подобного,
искренне удивился Сомов.
Впрочем, было чему удивляться. Отчего называть глупостью решение
записаться по малой ставке? Оно ведь права, считай, те же, а в
казну куда как меньше отдавать приходится. Шутка ли, ему придется
ежегодно выкладывать целую тысячу просто за одну лишь грамоту. Да
будь воля Сомова, он бы тоже в десять тысяч заявился.
— А вот так, — развел руками Столбов. — Государь мне: мол, не
глупи, не упрашивай, потом жалеть станешь. А я ему: чего жалеть-то?
Во второй гильдии ходил горя не знал, а теперь в первой стану
значиться. Обозвал дурнем, да внял молитвам. Лучше бы обкостерил по
матери да записал в именитые, хотя и недоставало у меня средств. Ну
да чего теперь-то.
— Что-то ты загадками говоришь, Степан Прокопьевич.
— Да нет никаких загадок, Анисим Андреевич. Дело новое, махина
эта непонятная. Мало ее купить, так еще и оборудование к ней. Да
потом все это доставить, установить, запустить. Опять же сама собой
работать она не станет, потребны люди специально обученные, да
платить им жалованье. И ведь попробуй обидеть, развернутся — и
поминай как звали, не крепостные, враз к кому иному перекинутся.
Думал, пропал я. Заставили выкупить то, что никому и даром не
нужно.
— Да ведь так все и было. Все думали, что ты умом тронулся.
— Сам как пришибленный ходил. А сказать никому не моги. Но как
оно все вышло, сам видишь. А жалею я оттого, что по указу-то
изменения в гильдейскую грамоту только раз в два года можно
вносить. Я за это время почитай все, что вложил в лесопилку, отбил.
Заработал бы и больше, кабы не дурость моя. Гильдейские ограничения
на сделки держат, развернуться не дают. Я уж и к государю на
поклон, а мне ответ — закон есть закон, и никто его попирать не
станет. Но ничего. Нынче второй год на исходе. Сразу побегу в
именитые граждане записываться, пусть и нет у меня за душой ста
тысяч. Заказал еще одну махину и оборудование под нее. Моя-то уж
нагружена до предела, так что расшириться не получится.
— Выходит, государь тебя силком на доброе дело подрядил, —
вздохнул Сомов.
— Выходит. Да только болтать о том я бы не стал. Боязно больно.
Закон, он ведь что дышло — куда повернешь, туда и вышло. Мне за
упрямство мое так ответили по поводу смены гильдии. А ведь иные,
кто, глядя на меня, сами за то дело взялись, куда пронырливее
оказались, и им никаких ограничений не было. Вот и получилось, что
начал я первым, а сам в хвосте плетусь. Потому не сомневаюсь —
начну болтать, и не сносить мне головы. О том и тебя упреждаю,
Анисим Андреевич.