Но хуже всего, что даже несколько «капель», попав в живое тело,
уходили глубоко в плоть, и насытившись, начинали делиться. Вроде бы
нечасто — примерно раз в полминуты. Через две минуты — восемь.
Через пять — больше тысячи.
С того мига, как щупальце ухватило девчонку и до того, как
Альмод рухнул на колени рядом с ней, убравшись с глаз чистильщиков,
прошло не больше сотни ударов сердца — когда речь идет о жизни и
смерти, время становится удивительно медленным. Но и тварь ей
досталась не одна. Большую часть удалось спалить прежде, чем они
ушли в тело — хотя это и стоило несчастной глубоких ожогов. Но не
все твари сдохли, далеко не все, и сейчас они жрали ее изнутри.
Девушка уже не кричала — не хватало ни сил, ни дыхания. Только
часто-часто ходили ребра, точно у уставшей собаки, да зрачки от
боли стали огромными, оставив от радужки лишь тонкий серый
ободок.
Альмод работал лихорадочно быстро, давненько ему не приходилось
плести в полную силу. Да и практиковаться именно в этом плетении
тоже особо не доводилось — новое оно было, авторское, придуманное
одним башковитым пацаном. Любая жизнь — хрупкий баланс созидания и
разрушения, если сместить его в сторону разрушения, наступает
смерть.
Беда была в том, что плетению все равно, кого убивать — тварей
ли, человека ли. «Бусины» и без того превратили легкие девчонки в
решето, задели сердечную сорочку, чудом не зацепив само сердце, и
добавлять не стоило. По сравнению с этим полоса проглядывающих
ребер, обглоданная до кости голень и ожоги — сущая ерунда. Мясо
нарастет, если жива останется.
Наверное, надо было просто остановить ей сердце. Альмод никогда
не был излишне жалостлив: убежать от смерти не удалось почти
никому. Даже если к тому моменту, как он вычистит всех тварей,
девчонка не отправится к Творцу, вероятность вытащить ее будет
совсем невелика. Здорово он сглупил. И чего ради? Неужели только
потому, что она на миг напомнила ему Тиру? Или ради другой
девчонки, которой твари точно так же прогрызли грудь, и она неделю
выкашливала омертвевшие легкие, а ему самому только и оставалось,
как беспомощно наблюдать?
Дурень сентиментальный. Стареет, что ли?
За спиной снова закричали — похоже, тварь достала еще
кого-то.
— Гейр, помоги ему! — раздался напряженный голос… чей же? Магни.
Старый приятель, один из немногих, кто протянул в ордене дольше
пяти лет. А второй командир, значит, Гейр. Неплохой целитель. Если
тому или той, кого зацепила тварь, вообще можно помочь, Гейр его
вытащит. Альмод перестал об этом думать, у Гейра свои заботы, у
него свои. Лицо девчонки стало серым, нос заострился, губы
посинели. Стоило поторопиться. Так, с тварями покончено. Срастить
перебитый бронх. Восстановить хотя бы одно легкое, чтобы было чем
дышать, на второе все равно сейчас сил не хватит. И в печени дыра,
кровит, мать ее так и разэтак…