Дверь распахнулась и впустила громадную парящую супницу
с самолепными пельменями. Густой ароматный шлейф заполнил
комнату, я сглотнул слюну и просительно протянул маме
тарелку. Этот молодой организм – как бездна, в нем
без следа исчезает все, что ни закинь, и еще
требует.
Выступление Брежнева по телевизору закончилось,
и дядя, наклонившись, включил звук.
– Первомай шагает по планете, – торжественно
объявила дикторша начало международного блока.
– За праздник! – провозгласил дядя
в очередной раз, и хрустальные рюмки, разбрызгивая
гранями разноцветные блики, дружно сдвинулись к центру
и зазвенели.
Интересно, какая у меня сейчас норма по этанолу?
Понедельник 2 мая 1977
года, 15:55
Карельский перешеек,
поселок Репино
Ловили меня двое. Один – настоящий гигант, с громадной
выпяченной челюстью, низким покатым лбом и выпирающими далеко
вперед надбровными дугами. Классический тормознутый акромегал. Мимо
него можно было бы попытаться проскользнуть и уйти
на скорости, если бы не второй – невысокий
и резкий, напоминающий поглаженного против шерсти кота. Этот
не заторможен, напротив, быстрые глаза блестят, словно пару
минут назад вынюхал дорожку. От него убегать рискованно,
пробегать мимо – бесперспективно.
Третий, очень низенький, почти карлик, с мерзкой полоской
усиков под характерным носом, не бегал, а, заняв позицию
на круглой башенке, возвышающейся над крышей,
контролировал участок вокруг дома и сейчас спокойно раздавал
сверху команды:
– Он не ушел еще. Хан, встань в коридор
между лестницами и не спи. Котовский, осматривай первый
этаж и слушай, он может попытаться через окно уйти.
Тут я его винтарем и сниму.
Надо же – Котовский, угадал я с повадками…
– Какой винтовкой? – недоуменно переспросил Хан
вполголоса у макушки Котовского.
– Молчи, идиот, – простонал тот тихо
в ответ. – Просто молчи.
Гигант недоуменно пожал плечами, и они вышли.
Я с облегчением сменил опорную ногу и чуть-чуть
приоткрыл дверцу, увеличивая зону обзора.
Если вырвусь, я этому Хану шоколадку куплю. Ящик шоколадных
конфет. «Золотой нивы», ее Брежнев, наверное, не зря
любит… Только бы ногу не свело…
– Эй! – Опять донесся сверху баритон. – Выходи,
не тронем. Отдашь, что взял, и разойдемся
краями.
Ага, уже поверил. Три раза. Вспоминаю, как рыбкой
мелькает в синих от наколок пальцах Котовского финка
с наборной рукоятью, и меня опять пробирает крупный
озноб.