Разумеется, я ей тут же его вернул и,
выудив из кармана полугрот, продемонстрировал его девчонке, после
чего так же демонстративно убрал руки в карманы. Хафла нахмурилась,
но один из следивших за нашей вознёй соседей-торговцев, явно
понявший мою проблему с разговорной речью, вмешался.
- Он хочет сказать, что такая работа
не стоит дороже шести панов, Фари. А за свою помощь он и вовсе
денег не возьмёт. Верно? – торговец повернулся ко мне лицом, и я
кивнул в ответ. Вот только сама юная хафла была иного мнения.
- Работа может и стоит. А вот помощь
в нужную минуту стоит столько, насколько благодарен тот, кому она
была оказана, – упрямо вздёрнув подбородок, проговорила Фари, и в
эмоциях продавца мелькнуло что-то похожее на смирение. Поня-атно.
Упёртая, значит…
Оглядевшись по сторонам, я заметил на
прилавке разговорчивого продавца обрывок обёрточной бумаги и
свинцовый карандаш. Жестом попросив владельца, изумившегося такой
просьбе, я моментально получил требуемое, и наш разговор пошёл куда
оживлённее.
- Стоимость работы есть результат
соглашения между нанимателем и работником. Свою цену я назвал, она
равна нулю, – стараясь держать хрупкий карандаш как можно нежнее,
начеркал я, и продемонстрировал запись Фари. Та нахмурилась.
- Стоимость работы – может быть. Но
ты... вы помогли мне, не спрашивая платы, а значит, я вправе
определить её сама, – вдруг перейдя на «вы», звонко ответила
малявка, прочитав мои почеркушки. Опять за рыбу гроши… Кажется, я
согласен с её соседом: Фари просто упёртый барашек.
Блондинисто-голубоглазый, да... А тот, кстати, окинув меня долгим
изучающим взглядом, вдруг хмыкнул.
- Извините, гейс, я отвлеку вашу
собеседницу. Прошу, не уходите, это займёт буквально одну минуту, –
неожиданно вежливо проговорил он, вгоняя меня в оторопь. Только и
сообразил плечами пожать.
И было отчего оторопеть. За время
пребывания в этой синей шкуре, я как-то привык к грубоватому, а
порой и совершенно хамскому обращению окружающих к почти немому
громиле. Да что там, даже вроде бы ставший хорошим знакомым, доктор
Дорвич, без всякого стеснения принимающий меня в своём доме,
нет-нет да «сверкнёт» нотками эдакого снисходительного
превосходства в эмоциях. Что уж тут говорить о незнакомых людях и
нелюдях. А альвы с драу? У-у… да у меня от их уничижительных
взглядов порой так кулаки чешутся! И тут вдруг такое… такая
вежливость. С чего бы вдруг, спрашивается?