Поймав себя на мысли, что сижу на
краю застеленной ветхим бельём кровати и задумчиво рассматриваю
свои новые руки, продолжая мычать песенку из старого советского
мультика, я тряхнул головой и попытался выругаться. Результат...
«специфический». Внушительный частокол зубов, которым может
похвастаться моё новое тело, должно быть, великолепно подходит для
разгрызания костей, но вот говорить с этакими кусалками... М-да,
мечта логопеда, чтоб её!
Нервный хохоток, вырвавшийся из
глотки помимо моей воли, заставил сжать кулаки так, что плоские, но
чрезвычайно острые и прочные пластины ногтей до боли впились в
ладони и... ну, в принципе, чего-то такого следовало ожидать. Если
кожа у нынешнего моего тела насыщенного голубого цвета, то что уж
говорить о цвете крови?
Ха! Видели бы меня испанские гранды –
навек бы зареклись хвастаться цветом текущей в их жилах жидкости.
Нет, не могу сказать, что моя нынешняя фигура или морда лица
возьмут первое место на конкурсе уродов, но человеческим это тело
точно не назовёшь, даже если сделать скидку на цвет кожи, размеры
туши и особенности её строения. Да и лицо странное. Не чужое даже –
ч у ж д о е. Слишком тяжёлая челюсть, слишком мощные надбровные
дуги. Глазки маленькие, глубоко посаженные. Так глубоко, что их
синий цвет не сразу-то и различишь. Скулы? О такие можно камни
отёсывать. Уши торчком стоят. И нет, не как у эльфа какого, а
скорее уж, как у бегемота в атаке. И нос! О да, нос – это феерия!
Курносый, но с широкими, «негритянскими» ноздрями и словно
проклюнувшимся на переносице рогом. Хм, вот интересно, у этого
тела, случаем, в предках носорог не затесался? Хищный, ага… судя по
зубкам. Чёрт, вот же чушь в голову лезет!
Я улёгся на жалобно скрипнувшую под
моим немалым весом панцирную кровать и, прикрыв глаза, чтоб их не
резал бьющий в окно свет уличного фонаря, попытался вспомнить
события, что привели меня к нынешнему... состоянию. А вспоминалось
хреново.
В голове крутились какие-то рваные
образы и звуки, слова незнакомого рычащего языка перемежались с
вполне понятной, человеческой речью, а виды знакомых, кажущихся
родными улиц какого-то огромного города, мешались с воспоминаниями
о не менее родных заснеженных горах. Образы наслаивались друг на
друга, вызывая недоумение, непонимание... и ярость пополам с дикой
тоской. От такой непередаваемой смеси эмоций, моя несчастная голова
начала трещать, словно спелый арбуз в руках торговца. Из горла
вырвался низкий вибрирующий рык и... я отключился. Снова.