При этом он доверительно подмигнул, мол, давай, не стесняйся,
выкладывай всё начистоту.
Я стыдливо замялся.
— Не могу сказать, ваше благородие. Тайные дела, амурные, так
сказать. Честь дамы не смею замарать.
Вестинин понятливо кивнул.
— Это другое дело, Виктор. Это совсем другое дело. Только вот
знаешь что?
Он положил мне руку на плечо и остро поглядел в глаза. Я понял,
что вскоре получу самые исчерпывающие сведения о методах проведения
допросов в павловские времена. И мне лично эти методы могут совсем
не понравиться.
— Ты знаешь, что я единственный человек, которому ты можешь все
рассказать о твоих кобелиных похождениях?! — заорал вдруг
экспедитор, так что я вздрогнул от неожиданности. — И если ты этого
сейчас не сделаешь, то вскоре вообще пожалеешь, что приперся в
столицу!
Писарь ухмыльнулся и наклонил голову еще ниже к столу. Отсюда я
заключил, что передо мной разыгрывается нешуточный розыскной
моноспектакль.
Покачав головой, Вестинин скорбно опустил лицо вниз, так что его
закрыли длинные пряди парика и продолжил уже тихим голосом:
— Ты можешь положиться на меня, Виктор. Я буду нем, как могила.
Давай, поведай мне все без утайки, словно старинному другу.
— Эм-м, — смущенно ответил я. — Даже и не знаю, как быть…
Царев следователь резко поднял голову и ожег меня огненным
взглядом. Его глаза вдруг стали большими и яростными и он снова
завопил:
— А может, ты еще объяснишь мне, тупому ослу, каким образом в
твоей липовой паспортной бумаге указан адрес проживания:
«Санкт-Петербург, улица Ленина, 13»? Что это за улица такая
неведомая?
От криков изо рта у него брызгала слюна.
— А это так, рисуночки всяческие, — беспомощно ответил я, не
зная, что сказать. — Не обращайте внимания, это мой племянник
баловался.
Вестинин снова доверительно кивнул и похлопал меня по плечу.
— Верю, Виктор, я тебе верю. Как самому себе. Ты человек добрый
и открытый, не соврешь. Не то что эти сволочи, казнокрады и
лихоимцы. А почему на паспорте герб империи, не пояснишь? Славные
рисуночки твой племянник малюет. Может и мне как-нибудь
наваяет?
— Он сейчас не может, — ответил я, покраснев. — Рука
приболела.
— Вот эта? — участливо спросил Вестинин и указал на мою правую
руку. — А что такое? Али хворь какая приключилась?
— Отморозил немного, — ответил я, опасаясь, что он сейчас
сломает мою собственную конечность. — Но как только он выздоровеет,
обязательно вам нарисует.