— Помилуй бог, голубчик, да ты гений виршей и рифмы, — быстро
сказал он и махнул, подзывая к себе. — Ну-ка, помоги встать, будем
с тобой чай пить, а ты мне таинство стихосложения поведаешь.
Только теперь, подойдя ближе, я заметил, что ноги его сильно
опухли. Старичок едва мог ходить. Я помог ему встать и он оперся о
мое плечо. Любитель поэзии был настолько легок и невесом, что я
невольно вздрогнул от его прикосновения, потому что помнил, что
вскоре он должен умереть от болезни.
— Как тебя величать? — спросил старичок. — Позволь обращаться к
тебе «Ваше величество», ибо поэты в моих глазах равны царям и
античным богам.
— Александр Васильевич, меня зовут Виктор, — ответил я, так как
встретился, конечно же, с великим полководцем Суворовым или русским
Марсом, как его иногда называли. — Можно просто Витя.
Опираясь на меня, военачальник доковылял до огромной постели,
стоявшей в углу комнаты. Я уложил его и Суворов, прикрыв глаза,
попросил:
— Прочитай стихи свои, Витя.
Я смущенно кашлянул в кулак.
— Это не мои стихи. Это другой поэт написал, — я хотел добавить,
что он родился только в прошлом году и сейчас еще лежал в колыбели,
слушая песни Арины Родионовны, но вовремя опомнился. — Я помню
только часть стихов.
— Ну так давай, не медли! — закричал Суворов, открыв глаза и
неистово глянув на меня. — Эдак мы до зимы проваландаемся. Я от
мадригалов и элегий Мити еще больше хвораю, чем от ран!
Вот уж не думал, что когда-нибудь я буду стоять перед ложем
Суворова и читать ему стихи Пушкина. За окном поднималось солнце
девятнадцатого века, по набережной канала на каретах катались
важные господа и дамы, а я стоял и декламировал с поднятыми руками.
как заправский отличник перед учителем. Впрочем, всего «Евгения
Онегина» я не помнил, поэтому прочитал только «письмо Татьяны».
Закончив, я некоторое время стоял и глядел на Суворова, а тот
лежал, вытянувшись на кровати и молчал. Я подумал, что ему стало
худо и хотел позвать на помощь, но тут генералиссимус открыл глаза
и сказал:
— Недурно, помилуй бог, недурно. Слышу разящую поступь гения.
Кто этот поэт?
После некоторого колебания я ответил:
— Я забыл его фамилию.
Суворов испытующе поглядел на меня и неожиданно закричал
басом:
— Прошка! Где ты шляешься, прохиндей! Давай чаю!
Поначалу ничего не происходило, а затем дверь отворилась и
заглянул давешний лохматый слуга. Это был, конечно же, знаменитый
на всю Россию камердинер Прохор, любитель увеселительных напитков и
самый преданный Суворову человек. Суровые глаза прятались под
густыми бровями, в пышных усах застряли крошки табака.