— Но «антонов огонь» и вправду опасная хворь, — возразил я. —
Может, стоит…
Старичок бросил ложку в горшок, отпихнул поднос, чуть не
опрокинув его. Кстати, несмотря на энтузиазм, я заметил, что ел он
очень мало.
— Да ты совсем с ума слетел, Витя? Мои докторы — это баня,
молитва, солнышко да свежий воздух! Никакие другие шарлатаны меня
не поднимут на ноги. Царь обещался прислать лекаря, да что-то
запамятовал.
Он сердито шевелил губами и хмурился, а я подумал, что гангрена
или «антонов огонь», как ее тогда называли, и в наши дни требует
особого ухода. Если затянуть лечение, дело плохо.
Только вот как обеспечить Суворову условия лечения двадцать
первого века в начале девятнадцатого? Я не врач и против гангрены
еще с деревни слышал народные средства лечения — ржаным хлебом или
бараньей печенью. Может, попробовать их предложить, все равно
ничего не теряем?
— Мне бы в чистое поле выехать на горячем коне, — с горечью
сказал Суворов. — Подышать травкой, испить водицы. В Кобрино хочу,
слышишь, Прохор?
— Дак я бы с радостью, — пробурчал камердинер. — Но царь-батюшка
не изволит-ж разрешать.
— Это верно, опять ему камарилья в ухо влезла, — досадливо
поморщился Суворов. — Запер меня в четырех стенах, как в гробу.
От этих слов повеяло безысходностью, будто бы в доме и в самом
деле показался призрачный лик скорой смерти полководца. На миг
наступило неловкое молчание, а затем внизу послышался шум и звуки
громкого голоса.
— Вот и Митя вернулся, — тяжко вздохнул полководец. — Сейчас
будет потчевать меня сонетами на закуску.
Он глянул на меня и спросил:
— Какие еще стихи знаешь, голубчик? Покажи Мите, пусть знает
наших.
Я улыбнулся и кивнул, но в душе понимал, что в поэтическом
батле, конечно же, потерплю позорное поражение. Ведь мне
противостоял Дмитрий Хвостов, один из образованнейших людей эпохи.
Впоследствии он будет знаком с тем же самым Пушкиным. Хоть
современники и называли Хвостова типичнейшим образчиком графомана,
на деле все обстояло не так просто. Один мой сокурсник по
университету, эксперт по истории литературы, отзывался о Хвостове с
уважением.
Мало того, что он трудился на поэтическом поприще, так еще и
старался бескорыстно помочь коллегам по цеху. Его записки о
литераторах первой половины 19 века и в наше время изучаются
учеными и служат богатейшим источником информации. Короче говоря,
даже с моими продвинутыми познаниями Пушкина и Лермонтова, мне
пришлось бы сильно попотеть, чтобы превзойти Хвостова.