— Где это видано, чтобы Бонапарт отсиживался в сторонке, пока
где-то идет драка? — насмешливо спросил Ростопчин. — Он, наоборот,
лезет даже туда, куда его не просят. Уж поверьте, галльский петушок
не упустит своего и захватит либо Вену, либо Берлин, если у Пруссии
хватит глупости залезть в эту войну.
При слове «петушок» Суворов вытянул шею, захлопал руками и
закукарекал. Ростопчин улыбнулся и тихо зааплодировал, а Панин
брезгливо поморщился.
В это мгновение император поднял руку, словно арбитр,
прекращающий бой на ринге. Все сразу умолкли и послушно посмотрели
на правителя России.
— Союз с Англией и Австрией приказал долго жить! — закричал он,
глядя на Панина. — Любые хищнические действия англичан против
Мальты будут считаться объявлением войны! По данным наших агентов,
в ближайшие месяцы, если не дни, это как раз произойдет, поэтому
готовьте, Никита Петрович, островному правительству ноту протеста.
Курс нашего корабля навсегда расходится с курсом лживого и
вероломного английского корабля! Мы плывем в одну сторону, а они в
другую. И вполне может статься, что вскоре наши корабли нападут
друг друга, как римляне на карфагенян.
Он замолчал, глядя на дипломата, а тот тоже помедлил, не будет
ли продолжения, но не дождался. У государя поддерживался рот и
вращались глаза. Выждав, Панин ответил:
— Воля ваша, государь. Главное, чтобы мы не оказались
Карфагеном. Тогда нас не спасет даже наш прославленный Ганнибал
Баркидский, — и указал на Суворова.
— Я, Никитушка, с младых лет поставил себе примером не Аннибала,
а Цезариуса, — тут же ответил полководец. — Так что дай мне только
повод, устроим новые Фарсалы.
Император торжествующе рассмеялся и прокричал:
— Готовьте ноту, дружище, готовьте ноту! Мы покажем этим
коварным островитянам, что с нами такие шутки не пройдут! А теперь
идите, и возвращайтесь с обстоятельным докладом о положении наших
торговых дел с Британией. Я хочу знать, какой ущерб мы понесем в
случае разрыва отношений и закрытия портов.
Он похлопал Панина по плечу и сановник, снова поклонившись,
вышел из кабинета. Все это время секретарь в углу продолжал
бесшумно записывать все сказанные слова на бумагу. Я обратил
внимание, что на листах и чернильницах красовался герб Российской
империи. Император громко сказал:
— Оставьте нас наедине, — и секретарь и адъютанты вышли из
кабинета. Император поглядел на меня, раздумывая, а потом милостиво
промолвил: — Вы, как доверенное лицо Александра Васильевича, тоже
можете присутствовать при нашей беседе.