Буринов захрипел и умолк. Я услышал, как в лесу кричат
секунданты, разыскивая нас и просят не стрелять.
— Здесь! — крикнул я. — Мы здесь!
Почти весь дальнейший путь к Оренбургу я провел в горизонтальном
положении. Пистолетная пуля угодила мне в бок, чуть выше пояса и
застряла в теле. Пояс с амуницией сыграл роль бронежилета и смягчил
удар. Это мне еще повезло, что пуля не задела патроны для
штуцера.
Операцию по извлечению пули провел местный лекарь в ту же ночь,
естественно, без анестезии. Удовольствие, должен признаться, не из
приятных. Впрочем, рука у эскулапа оказалась легкая, швы он наложил
грамотно и дальше я поехал уже в отдельной повозке, скрипя зубами
на ухабах.
Хотя, грех жаловаться, Буринову повезло гораздо меньше. Тем же
утром его похоронили на кладбище близ Вышнего Волочка. Моя пуля
разворотила ему грудь. Я оплатил расходы на погребение, а секундант
моего противника остался, чтобы соблюсти все формальности и
проводить покойного в последний путь. Мы же выехали на рассвете и
поначалу, пока дорога не стала слишком тряской, я успел забыться
болезненным сном.
История эта, к счастью, не подняла столько шумихи, как я ожидал.
Суворов той же ночью пришел в сознание и чувствовал себя гораздо
лучше, только болела голова. Он связывал недомогание с тем, что не
отслужил молебен по выезду из Санкт-Петербурга и обещал Всевышнему,
что обязательно посетит церковь и попросит священника освятить
поход уже в самом Оренбурге. Буринова он не знал и побранил меня
больше для острастки, сказав, что мне повезло, что эта история не
произошла в столице, иначе полиция заинтересовалась бы мной и
выяснила, что я вовсе не приезжий виконт из Сан-Доминго. В
остальном же все осталось по-прежнему, только адъютанты Суворова и
казаки стали обращаться теперь ко мне с большим почтением, нежели
раньше, когда признавали меня за обычного кабинетного ученого.
Хотя нет, были люди, для которых случившееся не прошло даром.
Граф Симонов и Ольга оказались потрясены смертью Буринова. Девушка
была не готова к тому, чтобы проснуться после утомительного дня,
проведенного в дороге и обнаружить, что один ее ухажер валяется
раненый, а второй убит наповал. Граф, как человек военный, вроде бы
не должен беспокоиться по поводу таких вещей, но надо учитывать,
что он был уже преклонного возраста и отвык от внезапной
насильственной смерти знакомых.