Он
показывал мне открыть рот и зажать ухо. С трудом, конечно, но я
послушался, и новые взрывы прошлись гораздо легче, я теперь даже их
услышал.
– Сапронов!
Бесожопый ты безлунь, очнись! – орал Контуженный, подползая ближе к
пулеметчику, но Макс бездыханным телом лежал на массивном коробе
пулемета, – Да твою ж мать! Центров, крути давай.
Грозный
откинул едва дышащего и оглушённого Макса в сторону и сам встал за
гашетку, словно приняв упор лежа. Выпрямив тело и уперевшись ногами
в заднюю стенку окопа, она всей массой навалился на пулемет и
взялся за рукояти удержания, вдавливая гашетку.
Мне только
и оставалось, что, открыв рот, зажать правое ухо одной рукой, а
другой крутить рукоять досылания. Взрывы стали потише, но я не
рисковал выглядывать.
Хрен знает,
что там за месиво творится у Вертуна… Вдруг снежки уже совсем
рядом, и через секунду влетят в окопы? Нет, я просто кручу ручку и
слежу за спешным убыванием патронной ленты с лотка.
Наше
воинское дело такое… Скажет сержант: «Всё, хана, враг в окопах!» –
тогда и пойду врукопашную. А сейчас просто крутим ручку.
А Левиафан?
Что с ним?
Всё же
любопытство взяло верх, и я выглянул через бруствер.
Вертун не
было видно, всё заволокло густым, едко-чёрным дымом. Он клубился,
озаряясь всполохами какого-то пожара. Может, горела земля, или сам
Вертун. Мне кажется, или что-то ворочается там внутри? В ушах
звенит, ничего не слышу…
Не знаю
насчёт Левиафана, но вот ордам снежков было глубоко насрать на
крупный калибр. Они так и вылетали прямо из дыма плотной гурьбой,
продолжая рваться к передней линии, разрываясь от шквального огня
буквально перед окопами.
В отличии
от нас, неумех, сержант изящно управлялся с пулеметом, даже не
чувствуя его отдачи. Он попросту перемещал его из стороны в
сторону, прицельно при этом вышибая целые группы тварей. Работал
длинными очередями по двадцать патронов, двигая стволом по всему
фронту.
Но он всё
равно не успевал… Снежки разлетались на рваные осколки, но на место
каждого тут же вставал новый. Волна тварей уже почти добралась до
первых окопов, и даже отсюда я видел, как солдаты били по ним чуть
ли не в упор.
Я
вздрогнул, когда Контуженный заорал, дорабатывая пятую
очередь:
– Лента!
Сотка, белки!
– Есть! –
отозвался я, заправляя следующую ленту.
– Сапронов,
к станку! – сержант с ноги пнул поскуливающего Макса, который
непонимающе смотрел на нас и лишь беззвучно открывал рот, силясь
хоть что-то сказать.