–
Пятнадцать лет.
– Что?
У меня
потемнело перед глазами и стало трудно дышать. Вот-вот потеряю сознание.
Шесть
утра. Холод пронизывает до костей. Солнце еще не золотит, оно освещает тускло,
серо, оно только показало свои тоненькие лучи из-за горизонта, и их поглотили
сизые дождевые тучи. Сожрали рассвет голодными рваными лапами, окутали его
пасмурной пеленой.
Нет
солнца…как и в моей душе нет солнца. Украденная жизнь, украденное солнце,
украденное счастье. Кто украл и за что, не знаю…Как будто я с рождения была
приговорена жить в сумраке.
Вся
моя жизнь непросветная тьма лишь с одними легкими проблесками, когда я была
счастлива, и эти моменты можно пересчитать на пальцах.
Сколько
их здесь собралось. Женщин. В платках, шапках, кто-то с развевающимися на ветру
волосами. Они молча и мрачно ждут, заламывая руки, сжимая в пальцах какие-то
пакеты в надежде успеть что-то передать своим мужчинам, увидеть их издалека и,
возможно, подойти, подбежать, тронуть взглядом, обнять стонами и криками,
попытаться удержать своей прощальной тоской. Они похожи на стаю одиноких птиц,
забытых временем и косяком. Жизнь ушла куда-то без них…Прошла стороной. Никто
ничего не говорит, никто не толкается, не жмется. Они почти вдовы, они все
преисполнены боли и скорби. И меня саму наполняет эта самая боль. Скорбная,
горючая, отравляющая своей необратимостью.
Я та
самая птица, у которой больше нет крыльев, чтобы взмыть в небо. Я могу лишь
упасть на дно и тонуть в своем отчаянии.
Я не
спала…эти три часа я думала о каждом сказанном Гройсманом слове. Думала о том,
что теперь ничего нам больше с моим холодным палачом не светит, даже часы боли,
разделённые на двоих, теперь ушли в прошлое, и даже их я смогу только
вспоминать. И ничего не изменить, ничего и никогда не станет как прежде.
И…жалеть о том, что я не позволила себе его любить, о том, что тратила свою
жизнь на презрение и ненависть. А ведь… ведь я могла любить его и любила.
И это
ожидание…Не терпеливое. Нет. Оно голодное, страшное, жадное. Оно сводит все
тело судорогой, оно вызывает адскую боль в сердце, в кончиках пальцев и даже в
кончиках волос.
Заставляет
выглядывать, ждать, быть готовой взмыться, бежать, вздернуться.
Тихий
ропот, толпа почти вдов пошевелилась, двинулась, задышала. Потому что ИХ
повели…узким коридором между сетчатым забором с колючей проволокой сверху.
Впереди, сзади и сбоку конвой с собаками. На них прикрикивают, загоняя в
спецмашину. И, мне кажется, внутри меня появляются дыры-огнестрелы.