– А
я…обо мне ты подумала? Как же я, Марин? Я же тебя люблю, как родную дочь…как я
теперь останусь сама?
–
Вы…вы можете поехать со мной…Наверное.
–
Да…наверное. А вообще… я этого даже видеть не хочу. И тебя…тебя тоже видеть не
хочу.
Больше
она ничего не сказала, домыла посуду и ушла из дома, накинув пальто и платок на
голову. Хотела побежать следом и не стала. Мне нечего ей сказать, нечем
утешить, а просить прощения мне не за что. Я еще какое-то время сидела на кухне
и смотрела в окно на темно-синее ночное небо. Мыслей не было. Пришла какая-то
тревожная ясность и понимание, что именно я буду делать. Так бывает. Вот здесь,
в своем городе, там, где я уже привыкла жить – я больше себя не видела. Я
видела себя там, где неизвестность, там, где будет тяжело и, наверное, очень
страшно одной.
Вспомнила,
как приехала за девочками. Как они радостно обнимали меня, как жалась ко мне
маленькая Анечка, как сдержанно, но так отчаянно хватала меня за руки Лиза. И
как быстро они собирали вещи, чтобы ехать со мной… а Анечка, она всю дорогу
спрашивала:
– Мы
едем к папе, да? Ты приехала за нами и отвезешь нас к нему?
Лиза
одергивала ее, а я просто молча обнимала девочку за плечи, прижимала к себе.
Пока вдруг не ответила вслух совершенно неожиданно для себя.
–
Да…мы поедем к вашему папе.
Произнесла
вслух и поняла, что именно это я должна сделать, в чем мое истинное
предназначение и все, чего я хочу в этой жизни. Возможно, опрометчиво и
неправильно, возможно, как говорит Лариса Николаевна – это самоубийство, но
иначе я больше не представляю.
–
Правда?
– Правда.
И
поцеловала ее в макушку, так сладко пахнущую свежими яблоками, совсем как
макушка моего сына. Это не только дочери Петра, эти девочки также мои родные
сестры…Что и было указано в документах, которые приготовил для меня Гройсман
вместе со свидетельством об опеке.
Эти
документы передал мне человек, который заботился и присматривал за девочками на
Яблоневой, десять. Когда мы выехали оттуда, я слышала, как он сказал, что
теперь квартиру надо слить…Что это значит, я узнаю лишь на следующий день в
новостях – квартира сгорит из-за утечки газа.
Прошла
в спальню, где малышки спали вместе с Льдинкой на одной кровати, прикрыла
одеялом и посмотрела на часы – ровно в восемь утра у нас поезд. Еще нужно
собрать чемодан, спрятать документы, спрятать деньги, как когда-то учила мама
Надя. Зашить в нижнее белье, чтоб никто не догадался и не смог украсть. Своих
вещей почти не взяла, потому что места в чемодане не осталось. Все занято
вещами девочек и Льдинки, его любимой игрушкой. Ничего. Все будет. Потом куплю
себе уже там…На секунду стало страшно от неизвестности и сразу отпустило. Вся
моя жизнь неизвестность, и после смерти Гройсмана неизвестно – не угрожает ли
что-то детям и не найдут ли теперь и нас всех…