— Конкретнее?!
— Увы, я лишь простой посланник.
«Хоть бы врать научился, что ли? Речь
правильная, руки ухоженные и без мозолей, держится уверенно.
Простой посланник, как же».
— Продолжайте, я вас слушаю.
— Позвольте, я начну издали. На
границах двух империй всегда процветала торговля. Что-то дорого
тут, что-то там. Обычное дело. И доставка товара покупателю — тоже
обычное дело. Бывает, что и целые семьи этим занимаются. Вернее,
занимались. Потому что было это до того, как ясновельможный пан
стал править службу в Олькуше. Пошли убытки, потери, появились
вдовы. Люди, которых я представляю, все обсудили и уполномочили
меня предложить вам отступного.
— Отступного за что?
— Скажем так. Чтобы ясновельможный
пан не так усердствовал в служебных делах. Лишнее усердие никогда
до добра не доводило — вы ведь понимаете, о чем я?
— Вполне!
— Двадцать тысяч? Тридцать?
— Не интересует.
— Ясновельможный пан, прошу вас — не
отказывайтесь так сразу! Это ведь подарок, не более того.
— Юлиуш... Я правильно запомнил? Так
вот, тридцать тысяч я легко могу получить с вашей небольшой
помощью.
— Но!
— Тихо сиди, целее будешь. Так вот,
никто вас, контрабандистов, не заставляет водить караваны через
границу и стрелять в моих солдат. Своих я не продаю и не предаю, а
поэтому вот вам бумага, вот карандаш. Подробно опишите мне всех
своих коллег, кого только знаете: посредников, прикормленных
чиновников, перекупщиков, проводников, купцов знакомых, простых
подручных. Как закончите, пройдись по хуторянам, по тропам удобным,
тайникам. Мне все интересно.
— Я уже говорил ясновельможному пану
и опять повторю — я простой посланник.
— Верю, что вас послали, верю. Писать
будете? Как хотите. Ефрейтор!
В канцелярию мгновенно зашел
плечистый конвоир и вытянулся по стойке смирно:
— Здесь, вашбродь!
— В холодную его, на хлеб и воду.
— Вы не посмеете! Это произвол!
— Иди давай, не серди его
благородие!
— Ай...
Это уже конвойный «ласково» направил
простого, ну прямо совсем простого посланника Юлиуша на выход, в
короткий путь к его будущим «апартаментам». Александр полюбовался в
окошко на то, как присмиревшего поляка запихивают в
погреб-гаупвахту, и задумался.
«Что-то больно рано они зашевелились.
Только-только один караван перехватили, можно сказать,
отпраздновали начало «охотничьего сезона» — и на тебе, уже лапки
кверху задрали. Может лихие парни закончились или откочевали на
другие места? Сколько уже их полегло».