***
Узнать верное средство от головной
боли довелось случайно, и благодаря контрабандистам. В один из дней
голова начала разламываться уже с утра, моментом переведя
настроение в минус. Едва он оделся, прибежал запыхавшийся вестовой
с неприятной новостью — стрельба на седьмом посту!
«Опять седьмой. Им там что — медом
намазано?»
На полпути к канцелярии корнета
перехватил старший унтер — с пояснениями. Все оказалось не так
важно и срочно, как можно было ожидать: обстреляли конного
объездчика — три или четыре выстрела, все мимо. Так что никто не
пострадал, даже, хе-хе, штаны объездчика. Разведка, разумеется,
никого не нашла, что никого и не удивило. Так сказать, обычные
будни пограничной службы.
— Так что, вообще ничего не
нашли?
— Ну, лежку-то ихнюю отыскали, гильзы
там, в какую сторону ушли. Толку с того, ищи теперь ветра в
поле.
«Чем на заставе торчать, лучше
прогуляться. И пехом, а не в седле».
— Вот что, Семен Василич, организуй
мне провожатого, хочу своими глазами на все посмотреть.
— Воля ваша, Александр Яковлевич,
только было бы на что смотреть.
В попутчики-телохранители почти
добровольно вызвался унтер младший по имени Григорий. Не спеша
вышли, не спеша пошли.
— Вот отсюда они палили, вашбродь.
Вот, гляньте — гильзы в землю втоптали, торопились, видать,
ироды.
«До тропы, где передвигался, не шибко
торопясь, кстати, объездчик, метров… ну пускай двести, я не жадный.
Четыре выстрела, и все мимо. Пугали, или стрелок слепой и
косорукий? Зачем стреляли, тоже непонятно».
На обратном пути князь внезапно
понял, что у него уже давно ничего не болит. Благодать-то какая!
Словно по заказу подвернулась живописная полянка, с ручейком по
самому краешку и удобной лавочкой в виде давно подрубленной под
самый корень сосны. Унтер словно заранее знал, что командир
остановится именно здесь, и пока Александр расстегнул и скинул на
землю китель, уже закончил выкладывать на расстеленный кусок
полотна нехитрую снедь: вареные яйца, лук, хлеб и соль.
— Вот, вашбродь. Ежели не
побрезгуете?
— Благодарю.
Унтер заметно оторопел от его
аппетита, видимо, по его представлениям, командир должен был лишь
брезгливо поморщиться. Ага, щас! Закончив ранний ужин первым
(вернее, проснувшаяся совесть все же заставила оставить немного и
Григорию), офицер сходил и напился холодной, до боли в зубах,
ключевой воды. Возвращаясь, зацепился взглядом за две медали на
груди унтера.