— Ну, я думаю… что… все плохое уже
позади, гм-гм. Нервический припадок, видимо. Да-с. Покамест еще
немного полежите, мало ли? Да-с. А утром я вас еще напоследок
осмотрю и... Кхм, да. Николай Исаакович, продолжим обход.
Минут через пять появился служитель с
долгожданным завтраком. Черт!
«Все-таки, у всех больниц есть что-то
общее. Там пичкали овсянкой — и здесь она родимая. На обед, видимо,
будет пшенная каша с рыбной котлетой. Ничего, переживу, а вернее —
пережую».
К счастью, был еще и сладкий чай с
парой кусков белого душистого хлеба. И на обед с ужином тоже.
***
«Если тут больных так рано будят, во
сколько же здоровые подскакивают!?»
За окном было еще темно, когда его
растолкал бодрый старичок, благоухающий легким ароматом
перегара.
— А?
— Вашбродь, пожалте освежиться.
— ?!.
Жестяной тазик-купель, ведерко с
теплой водой и полотенце уже привычно сероватого оттенка — одним
словом, местный заменитель душа.
Только ушел лазаретный служка — тут
же появился господин доктор.
— Ну-с? Как вы себя сегодня
чувствуете?
— Спасибо, гораздо лучше, чем
вчера.
— Похвально, похвально. Встаньте.
Повернитесь. Так, прошу вот сюда, поближе к свету. Ну что же, могу
вас порадовать, голубчик, вы полностью здоровы. Да-с! Того, что с
вами приключилось, вам стыдиться не следует, поверьте. Все таки
выпуск из Павловского — это, э… не рядовое событие. Да-с. Гха. Э…
да. Таким вот образом. Так что после завтрака вы можете покинуть
лазарет, да-с.
— Благодарю вас, Полиевкт
Харлампиевич!
— Ну что вы, голубчик, право же, это
пустяки.
Завтрак молча принесли, молча
плюхнули деревянный поднос на прикроватную тумбочку и так же молча
удалились. Сервис, однако! Едва он запихнул в себя неопознанную
размазню с тарелки и прополоскал рот чаем, тут же доставили
одежду.
«Под дверью что ли стояли да
прислушивались?»
Белая рубаха-куртка и темно-зеленые
штаны. Тесноватая бескозырка, сапоги, начищенные и натертые так,
что нужда в зеркале отпала. Ремень опоясал талию. Руки делали все
сами, без участия разума. Легкий мандраж растворился в нахлынувшем
безразличии.
— Веди.
Служка, подскочив (задремал,
наверное), вытянулся как мог:
— Слушаюсь!
Шагая за шустро ковыляющим дедком,
бывший пациент попутно рассматривал лазарет: окрашенный желтой
краской деревянный пол, бежевая — на стенах, а все остальное — в
грубой известковой побелке, даже откосы на окнах. Непонятный кислый
запах повсюду и полная тишина, отчего их шаги звучали особенно
громко.