— Ладно, —
сказала я и пожала плечами, стараясь не выдать ни страха, ни
восхищения, ни удивления — рубашка на этом молчаливом товарище была
слишком уж старомодная, словно он вернулся с готской тусовки или
сбежал с репетиции какого-нибудь “Гамлета”. — Если ты не хочешь
говорить, то я, пожалуй, пойду. Дверь закрыть не забудь!
Надеюсь,
хоть район окажется знакомым.
Он
наклонил голову на другой бок и улыбнулся чуть шире — и не менее
криво. К пренебрежению и любопытству в его взгляде добавилось
что-то новое, похожее на ехидное ожидание.
«Ну-ну, —
говорил этот взгляд. — Давай попробуй».
Я поджала
губы и попробовала.
Положила
ладонь на дверную ручку.
— Не
получится, — раздался за спиной чуть хриплый, прохладный
голос.
— Что,
прости? — не без ехидства спросила я, толкая дверь.
Не
получилось.
***
— Доброе
утро, — сказала она.
Хрипло,
словно за пару часов без сознания разучилась говорить.
Кондор
выпрямился и зевнул, для приличия прикрыв рот ладонью. И только
после этого, кажется, действительно проснулся.
Девица так
и стояла у двери, не двигаясь с места, и смотрела на него, следила
за каждым движением настороженно и сердито. И боялась, сжимая в
руках тяжелый канделябр. «Может быть, — подумал Кондор, убирая
волосы со лба, — еще сама не понимала, как сильно
боится».
Две свечи
уже погасли, одна — когда ей полагалось, вторая — только что от
неловкого движения девицы. Хорошо, что не уронила, и на том
спасибо.
На ней
была одежда, казавшаяся выцветшей и потертой. Темная, неприметная.
Не такая, которую здесь полагалось носить кому-то вроде нее.
Пожалуй, если не присматриваться, если скользнуть по этой
конкретной девушке взглядом, как по чему-то малозначимому, то и не
поймешь, кто перед тобой — маленькая женщина, растрепанная и
напуганная, или юноша в странной одежде, тоже напуганный и тоже
растрепанный.
Она
вздрогнула и поудобнее перехватила канделябр, словно планировала
защищаться им от чудовищ и теней, которых Кондор, как полагается
злому чародею, должен был на нее натравить, но с места пока не
сдвинулась. Ее взгляд был прямым и, несмотря на страх, цепким и
любопытным. Кондор подумал, что его давно не рассматривали так
жадно и пристально, с плохо скрываемым восхищением, совершенно
искренним и, кажется, бескорыстным.
— Я дико
извиняюсь. — Голос девицы, как Кондор не без неприятного для себя
триумфа отметил, хотя уже и не был хриплым, но чуть заметно дрожал.
— Не могу вспомнить ничего из вчерашнего вообще. Может, ты просто
дашь мне адрес, я вызову такси и свалю, пока мне не пришлось
краснеть за свои подвиги?