Как именно
работало заклинание, которое ломало языковой барьер, заставляя
девиц с той стороны неплохо понимать местный язык — и так же
неплохо на нем изъясняться, постепенно набираясь опыта и
образности, Кондор, увы, не знал. Пытался как-то понять, но
плетение нитей было слишком плотным, а матрица знания — слишком
объемной, в такую полезешь — и вернешься с мозгами набекрень, проще
оставить и не трогать, пусть работает как есть. Оно работало — с
некоторыми погрешностями, конечно, потому что не все слова оттуда
значили что-то здесь.
Слово
“такси”, к примеру, означало что-то такое. Не от мира сего. Но для
мира того, наверное, привычное.
Он не
удержался и усмехнулся.
Девица,
видимо, решила считать продолжительное молчание в ответ на свою
реплику чем-то средним между насмешкой и пренебрежением. Сквозь
страх проступило нахальство, очень слабое, ей самой явно неудобное,
подбородок дернулся. Она задрала нос так храбро, словно не готова
была сбежать, стоит щелкнуть на нее зубами, и подошла ближе —
поставила канделябр перед Кондором.
— Ладно. —
Она с подчеркнутой небрежностью пожала плечами, словно стряхнула с
них руки того, кто ей противен. — Если ты не хочешь говорить, то я,
пожалуй, пойду. Дверь закрыть не забудь!
Кондор
наклонил голову на другой бок и попытался улыбнуться уже
по-хорошему. Спросонья, наверное, не получилось.
Прежде чем
развернуться лицом к двери, девица шмыгнула носом и еле заметно
поджала губы.
Почти
капризно.
Это
почему-то царапнуло Кондора, не больно, конечно, но
неприятно.
Ее ладонь
легла на дверную ручку…
И Кондор
не удержался.
— Не
получится, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал
ровно.
Без
ехидства.
Девица,
впрочем, ехидство скрывать не пыталась.
— Что,
прости? — ответила она, толкая дверь.
Не
получилось.
— Не
получится, милая, — так же спокойно повторил Кондор, снова зевая и
наблюдая, как гостья судорожно пытается открыть дверь его кабинета.
Сцепленный чарами механизм щелкал, шипел, в нем что-то двигалось,
но замок не открывался.
Рука сама
собой потянулась к чайнику, проверить, насколько он
остыл.
Девушке
снова стало страшно.
Она
развернулась, скрестив руки на груди и шумно выдохнув воздух через
ноздри, как рассерженный зверек. Уставилась почему-то в зеркало, на
отражение Кондора, и так злобно, что зеркалу стоило бы осыпаться
осколками от ужаса, жалобно и виновато звеня. Кондор перехватил ее
взгляд там, с той стороны стекла, радуясь, что гостья не обладает
способностью испепелять или превращать человека в камень движением
век. Он чуть приподнял чашку — пока пустую.