— Почему ты его не починила?!
Почему?!!
Мать наклонила голову и долго
смотрела на меня. Потом тихо произнесла:
— Я не смогла.
— Но ты даже не пыталась!
— Последние пятнадцать лет я только —
это и дела.
Меня отпустил гнев. Так папа называл
подобные вспышки. Он многому меня научил. Говорил, что у меня
развиваются эмоции. Мать почувствовала, что я успокоился и медленно
меня опустила в безжизненный песок. Я подошел к саркофагу.
Покарябал стекло, оставляя в прозрачном пластике царапины. Опасливо
покосился в сторону матери, но она ничего не сказала.
— Ты так быстро ушел от меня. Ты мог
мне столько всего рассказать.
— Ему было девяносто два года.
— Это так мало! — воскликнул я.
— И так много для человека, — эхом
отозвалась мать.
Я посмотрел на медали в саркофаге и
вскрикнул:
— Мой папа космический герой!
На этот раз она не возразила. А я
пожалел, что не взял одну медаль себе на память. Мог впаять ее в
корпус или в ногу. Тогда бы частичка отца всегда была со мной, и
кто знает, может быть я тоже бы тогда считался космическим героем?
А, что если вскрыть могилу? И забрать медаль? Я быстро провел
математический анализ, решая тысячу уравнений и вздохнул — тогда
тело подвергнется мгновенной радиации и разложится в считанные
секунды. И тут я испугался:
— Мама! — вскричал я. Опытный
образец, прототип триста первого, вздрогнула. — А, сколько простоит
куб?!
— Ты знаешь ответ.
— Нет, — я упрямо закачал головой. —
Нет! Я не хочу считать.
— Тысячу лет. Но по теории
вероятности, через пару веков здесь появится холм и тогда куб
станет разлагаться медленнее.
— Я не буду ждать несколько веков! Я
начну воздвигать холм сейчас!
— Но тогда ты не сможешь, каждый день
смотреть на отца.
Это было невыносимо. Я познал печаль.
Папа всегда говорил, что она приходит неожиданно и в самый
неподходящий момент.
— Тогда я буду каждые сто лет
навещать его.
— Мы выроем туннель. — эхом
отозвалась мать.
— Поставим заслонки!
— Установим дополнительные защитные
коридоры. Папа бы гордился твоим решением, сынок.
— Ты думаешь?
— Я знаю. Он всегда в тебя верил.
Я кивнул. Я бы улыбнулся, если мог.
Никакая кожа не выдерживала здешнею радиацию. Так, что лицевые
мышцы у меня отсутствовали. «Гиблое место», — говорил папа, когда в
первый раз вступил на эту планету. Тогда еще не было мамы, а я был
его мечтой. И потребовались годы, чтобы всё воплотилось.