Насколько серьезно и глубоко Федор Петрович Литке подошел к ее решению вместе с Василием Андреевичем Жуковским, можно судить по письмам обоих наставников, адресованных мальчику, а впоследствии – юноше.
Переписка Ф. Литке с его питомцем началась в 1839 году, когда Федор Петрович, нуждаясь в лечении, отправился в Европу. Мальчику в ту пору было двенадцать лет. Четыре месяца они находились в разлуке, и наставник регулярно писал Константину из разных мест обо всем понемногу: о состоянии своего здоровья, о впечатлениях во время путешествия, о самых разных достопримечательностях.
Когда Федор Петрович вернулся в Санкт-Петербург, он предложил своему питомцу, несмотря на то что они жили в одном дворце, продолжить переписку. Зачем? У педагога были далеко идущие планы – приучить мальчика к «письменному штилю», научить его обдумывать собственную жизнь, давать отчет в совершенных поступках, выделять в них самое главное… В эту несомненно полезную игру был чуть позже вовлечен и В. А. Жуковский. Вот отрывок из письма самого Жуковского воспитаннику – великому князю Константину Николаевичу:
…переписка… дает нам средство сделать теснее тот союз, который уже произвели между нами обстоятельства, так сказать, без нашего участия. Теперь этот союз может сделаться произвольным, основанным на согласии мыслей и чувств, словом, может быть дружеским союзом…
Зерна, посеянные двумя талантливыми педагогами и замечательными людьми, дали добрые всходы. Великий князь Константин Николаевич стал выдающимся государственным деятелем и реформатором своей эпохи.
Но была в его характере черта, которая очень вредила в жизни, настраивала многих людей против него: с юных лет Константин Николаевич выделялся среди своего окружения пылкостью, горячностью, часто не умел сдерживать эмоции. По меткому выражению одного из сановников эпохи царствования Николая I – настоящий «паровик». Но досадные промахи бывают у многих, особенно в юности. Главное же – Константин Николаевич был человеком чести и совести. И об этом говорят многие факты его биографии.
…С рождения он был предопределен к морской службе и, как вспоминал его ближайший помощник А. В. Головнин, «не на словах любя величие и славу флота, а ища только его пользы», он всей жизнью оправдал свое предназначение. В значительной степени благодаря его неустанным трудам на Черном море был возрожден российский флот, уничтоженный во время Крымской войны.