– Я слышал про тебя от Солнечного
Яра, он хорошо о тебе отзывался.
– Не может быть… – пробормотал Лахт.
Обычно их встречи с Солнечным Яром заканчивались громкими
ссорами.
– Да, твоя амберная магия обогащает
его земли. Благодаря ей он не пользуется услугами коренных магов и
весьма этим гордится.
Шурин йерра Тула кашлянул.
– Не вижу повода для гордости…
– Я, конечно, не разделяю его мнения
о Триликой, – немедленно оговорился йерр Тул, – но Солнечный Яр
достаточно богат для того, чтобы выбирать, кому из богов
поклоняться.
– Даже в Великом городе мало-мальски
образованные люди давно обратились в сторону Триликой богини, –
низким, вкрадчивым голосом заметила серенькая фрели Илма и
сверкнула темно-синими глазами. – Поклоняться лесным чудовищам –
удел темных смердов.
Какой голос! Какой взгляд! Если бы
Лахт не был женат на самой лучшей женщине от полуденных до северных
морей, он бы непременно приударил за этой невзрачной «девой».
– Вы правы только в одном, – ответил
он ей. – В Великом городе Триликой поклоняются разве что
мало-мальски образованные люди. А люди, образованные чуть-чуть
получше, предпочитают с ней не связываться.
Фрели Илма лишь покрепче сжала в
руках ротсоланское новшество – двузубую вилку – и потупила взгляд,
йерр Тул одобрительно хмыкнул, а его шурин, которого Лахт не мог
как следует разглядеть из-за сидевшего между ними Хорка, снова
кашлянул.
– Триликая недаром порицает тех, кто
желает сделаться господином стихий.
– Порицает? – удивился Лахт. – Мне
казалось, она их преследует.
Кому бы коренные маги продавали
нескончаемые свечи, если бы на каждой мызе горели амберные
лампы?
– И преследует тоже, – согласился
шурин йерра Тула, имени которого Лахт пока не услышал. – К
сожалению, в исзорских землях у нее на пути много препятствий. Ее
заповедь: люби простоту больше мудрости, не изыскуй того, что выше
тебя, не испытуй того, что глубже тебя. Триликая мудра, ей лучше
знать, как уберечь нас, неразумных детей, от беды.
Если бы он сказал «вас», а не «нас»,
его слова прозвучали бы не так фальшиво. Потому что на лбу брата
фровы Коиры был нарисован самый страшный в глазах Триликой грех –
отсутствие смирения. Даже бывший морской купец рядом с ним выглядел
кротким ягненком. Впрочем, с последним высказыванием Лахт не мог не
согласиться: приверженцы Триликой всегда казались ему неразумными
детьми. Или теми, кто очень хочет ими быть. Однако говорить этого
вслух Лахт не стал – и так сказал много лишнего для дома, в котором
поклоняются великой богине…