Вниз спустились втроем – отлить, – ну
и заодно пополнить запасы рябинового вина.
В доме все спали, время перевалило за
полночь, и пока егерь лазал в подпол за вином, а Хорк искал в кухне
запасы меда, Лахт стоял под лестницей и прислушивался.
Ночь обостряет чувства и ощущения,
потому Лахт прислушивался не к скрипу ступеней над головой, а к
самому себе – смерть витала где-то поблизости, ходила вокруг дома,
подкрадывалась осторожно. Ее присутствие рождает страх и в самом
отважном сердце. Извечный страх живого перед мертвым.
Смерть не приходит в полночь, это не
ее время. Она является позже – между полуночью и рассветом, когда
сон у людей наиболее крепок. Потому, наверное, никакого страха в
собственном отважном сердце Лахт до появления егеря так и не
почувствовал.
Вдохновленный охотничьими байками
Хорк не собирался спать, да и егерь, хоть и зевал поминутно во весь
рот, тоже был не прочь выпить еще немного, что было Лахту на руку,
– скучно ждать событий в одиночестве. С чего он взял, будто что-то
непременно должно произойти? Из-за темных кругов вокруг глаз фрели
Ойи? Или, стоя под лестницей, все-таки ощутил что-то странное, чего
не заметил?
– А ты почему ничего не расскажешь? –
спросил Хорк у Лахта, переливая добытое вино в котелок.
– Мои-то рассказы тебе зачем? –
удивился тот. – Я ищу того, кто расплел косу твоей невесты,
забыл?
– Ну сейчас-то мы просто сидим и
ничего не ищем…
Ага. И слушаем байки егеря
исключительно из интереса к большерогим оленям и печорным медведям…
С когтями в аршин.
– Да и нечего мне рассказывать…
Наверное, страшные сказки Полуночных
гор не совсем подходили для нынешней ночи, и без того казавшейся
Лахту тревожной.
– А вот йерр Тул за ужином говорил
про душегуба с холмов… – не унимался Хорк.
– И вовсе не про душегуба. И не с
холмов, а с курганов. Есть тут у нас курганы белоглазых чудинов.
Чудины жили когда-то на Рядежи, немного, один род всего, –
наверное, со своими чего-то не поделили и на Рядежь ушли,
отмежевались от своих. Я думаю, это те же чудины, которые нападают
на лаплян, потому что в курганах много оружия и черных доспехов.
Что они на Рядежи делали – ума не приложу. Чудины известны как
кузнецы, злые воины и собиратели самоцветов. Самоцветов на Рядежи
сроду не водилось, ру́ды здесь бедные и воевать не с кем. Было.
Пока не пришли илмерские повольники. А они, может, и не злые, но
воины почище каких-то там чудинов. То ли они загнали чудинов под их
курганы, то ли те сами под курганы ушли – они всегда под землю
уходят, если их гнобят. А потом из-под земли вредят потихоньку
обидчикам. И хитро так – никто и не догадается, что под курганами
кто-то живет.