Собственно, мои умельцы уже почти два года неспешно
разрабатывали что-то типа винтовки Дрейзе с бумажным унитарным
патроном калибром в пять линий. Меньше наша промышленность
стабильно, с адекватным количеством брака, выдавать пока не могла.
Процесс шел медленно, то и дело упираясь в низкое качество
материалов и неразвитый станочный парк, но прогресс был виден и я
надеялся что в следующей войне, пехотное вооружение русской армии
уже перейдет на совершено иной качественно более высокий
уровень.
Еще одним результатом боя стал большой пожар с котором сгорела
большая часть деревянных построек города. Зарево, пожирающего все и
вся огня было видно на западе всю следующую ночь, и как бы это не
было печально, такой результат полностью укладывался в рамки
избранного нами плана, а значит для победы придется сжечь еще не
один свой город, как бы горько от этого не было.
Объединённая западная армия, насчитывавшая после отступления
из-под Минска около двухсот тысяч человек, для передвижения по
одной дороге, была слишком велика. Это виделось нашим генералам
слишком опасным, растягивать колонну войск на добрых двести
километров, оголяя таким образом фланги и рискуя получить
неожиданный удар в самый неподходящий момент. Поэтому отступать
решили одновременно по двум дорогам. По прямой на Смоленск
двинулась более медленная пехота, большая часть артиллерии, корпуса
Раевского, Бороздина, Дохтурова и Тучкова. По северной дороге же
через Витебск ушла конница Уварова с казаками Платова, и остальные
войска под общим командованием Багратиона.
Я, даже не знаю почему, возможно чуйка сработала, отправился
северным маршрутом вместе с грузинским князем. Тем более, что после
Минска – а обороной города и последующим отступлением руководил
именно Петр Иванович – я проникся к нему немалым уважением. То, как
уверенно он командовал, не стесняясь личным примером подбадривать
истекающие кровью войска, меня действительно впечатлило. Ну и,
конечно, стало понятно, что с таким стилем руководства армией, у
Багратиона дожить до пенсии при любых раскладах шансов особых не
было. То, что он в той истории дожил до Бородинской битвы, ничем
кроме удачи объяснить было невозможно.
Двигающаяся по пыльной дороге бесконечная вереница войск
представляет собой весьма унылое зрелище. Дождливый июнь, ставший
неприятной неожиданностью для французской армии, не привыкшей к
русским дорогам и оттого слегка пробуксовывающей, сменился на
жаркий июль. Поднимаемая тысячами солдатских сапог пыль бесконечной
завесой висела в воздухе, выпадая на одежду, волосы, кожу и все
остальное равномерным серым слоем, а пригревающее – жарящее, если
быть совсем честным, немилосердно – солнце заставляло людей потеть
и размазывать ее неаккуратными черными разводами.