– Не хочешь
прогуляться до кафе? У меня обеденный перерыв. Одному скучно.
Ксюша
внимательно смотрит мне в глаза какие-то доли секунды. А у меня от одного её
взгляда мороз по коже. Она меня осуждает. Почему это меня волнует?
– Хорошо, –
соглашается она. – Составлю тебе компанию.
Я смотрю,
как она одевается. Кутается в своё пальто, как маленькая птичка. На руки
надевает варежки. Я не могу не улыбнуться, глядя на это. Маленькая моя, хорошая
моя девочка!.. Зачем же тебе такой, как я? Ты достойна лучшего.
Мы выходим
из больницы. Я хочу взять её за руку и повести за собой, но не решаюсь. Иногда
прикосновение руки к руке может значить очень много. В детстве это казалось
особенно важным. Взял девочку за руку – теперь она твоя невеста. А сейчас даже
переспав с девушкой можно ничего не обещать. Её выбор – её ответственность. До
чего стала цинична жизнь! И мы, люди, сплошь циники.
Я веду
Ксюшу в маленькое кафе недалеко от парка. Не того, где мы были в ночь, когда
выпал первый снег. В городе есть и другой парк. Он поменьше и выглядит более
мрачным. И людей в нём мало. Особенно теперь, когда холодно. Я беру два кофе и
предлагаю Ксюше пирожные. Она скромно соглашается. Маленькие любят сладкое.
Странно, что мне именно такое сравнение приходит на ум. Она ведь уже взрослая,
совершеннолетняя и… даже не девочка. Я вспоминаю об этом иногда. Её глаза, наполовину
прикрытые пушистыми ресницами. Её маленький ротик, который издаёт слабые стоны.
Я бы дорого отдал за то, чтобы это повторить. Но ведь я сам поставил точку. Или
это было многоточием?
– Тебе
по-прежнему нравится Евген? – спрашиваю я её. Дурак! Сам же знаю ответ. Но нет,
мне важно услышать это от неё.
– Он мне
всегда нравился, – спокойно говорит Ксюша. – Как человек. Он очень добрый,
милый. Его хочется пожалеть.
– Что же
он, по-твоему, такой беспомощный?
– Почему
сразу беспомощный? – возмущается Ксюша. – Если к человеку возникает чувство
жалости, разве это плохо?
– Да!
Никогда нельзя допускать, чтобы тебя жалели.
– Кто тебе
это сказал?
Я
усмехаюсь.
– Сам
решил. И следую этому принципу всегда.
– Значит, –
и голос её дрогнул, – ты никого не жалеешь?
– Нет.
Никого.
Она молча
продолжила пить кофе.