***
Вызов на аудиенцию к Папе пришёл
только на пятый день нашего пребывания в Риме, за это время я
полностью «насладился» городом. У меня почему-то каждый раз, когда
я видел увядающие шедевры прошлого, построенные из когда-то
белоснежного мрамора и красного кирпича, душа требовала последовать
примеру императора Нерона и сжечь этот город дотла. Когда я
поделился своими мыслями с дядей, он сначала долго смеялся, но
потом попросил больше об этом никому не рассказывать, хотя тихо
признался, что Великий город и на него в первый раз оказал гнетущее
воздействие.
Когда прибыли папские посланники,
чтобы проводить нас на встречу, мы собрались и с небольшим
сопровождением, положенным нам по статусу, отправились в комплекс
дворцов, захватив с собой, конечно же, подарки. В основном это были
дары дяди, но и мне требовалось вручить святейшему отцу большой
золотой оклад для Евангелия, усыпанный драгоценными камнями.
Долгое ожидание внутри здания и ещё
более долгое внутри зала перед большим троном, обитым красным
бархатом, предшествовало появлению того, кого мы ждали. Опираясь на
высокий посох, довольно пожилой уже Папа в окружении двадцати
кардиналов прошёл и сел на свой трон. Свита заняла места подле
него.
— Святой престол приветствует честных
торговцев дома Дандоло, — чуть хрипловатым голосом произнёс он, —
мы рады, что Господь сделал ваш путь к нам безопасным.
Мы с дядей тут же перекрестились,
низко ему поклонившись.
— Мы польщены вниманием, которого не
достойны, святейший отец, — дядя заговорил сразу, как вторично
перекрестился, — и в дань уважения позвольте преподнести вам
дары.
Целестин III шевельнул лишь мизинцем,
но слуги тут же занесли наш сундук и, поставив его у подножия,
открыли, показав внутри золотую утварь, кресты, усыпанные
драгоценными камнями, а также рулоны шёлка. Я этим временем
рассматривал герб на одной из перчаток папы, который сразу привлёк
моё внимание. Что-то смутно знакомое, о чём я точно недавно
читал.
«Красное и белое. Цветок», — мысли
крутились в голове, так что я даже не заметил, как дядя звал меня,
поскольку настала моя очередь поднести дары.
Очнувшись, когда меня позвали трижды,
я покраснел, поскольку все взгляды были устремлены на меня.
— О чём вы так глубоко задумались,
юный отрок? — заинтересованно спросил Целестин III. — Настолько,
что ваш разум покинул этот зал.