- Умер?
- Пропал. То есть – совсем. Был – и нету. Зашел домой, приказал
подавать ужин, налил себе коньяку, сел в кресло и – пуф! Прислуга
его больше не видела. И никто не видел. Коньяк в бокале, сигара в
пепельнице, плед на полу, а самого Степплтона – ни слуху, ни
духу.
- Инквизиция подключилась к расследованию?
- Конечно. И пришла к выводу, что имело место направленное
колдовское вмешательство непонятного рода. Но, сами знаете, «нет
тела – нет дела». А адвоката так и не нашли.
- Ого! – Фигаро принялся нервно набивать трубку; пухлые ладошки
следователя заметно подрагивали. – На этом у Вас все?
- Почти.
- О Господи!
- Два года назад у Мари опять случилась любовь. Да еще какая!
Слышали о Матье Верди, художнике?
- Ха! Да о нем каждая собака в Королевстве слышала! В прошлом
месяце его «Незнакомка с вуалью» ушла на столичном аукционе за
полмиллиона какому-то халифу…
- Вот-вот, он самый. А Вы слышали, как он погиб?
- Конечно. Пожар в «Ригеле». Хорошая была ресторация, хотя и
жуть какая дорогая, – Фигаро внезапно замер. – Вы хотите
сказать…
- Не хочу. В конце концов, я работаю на Матика. Но говорить
придется. Художник погиб, а вот госпожа Мари, которую он пригласил
в тот вечер на ужин...
- Кажется, я догадываюсь.
- Да. Госпожа Мари совсем не пострадала. Представляете? Человек,
с которым она сидела за одним столиком, сгорел до обрубка, а на ней
– ни царапины. Вы верите в чудеса, Фигаро?
- Скорее, в странные совпадения. Но теперь я понимаю, почему в
Инквизитории эту вашу Мари взяли под стражу. Я бы сам отдал такой
приказ. И теперь, я так понимаю, она у них подозреваемая номер
первый?
- Конечно. Поэтому-то Вы и понадобились Матику.
Некоторое время они молчали. Фигаро пыхтел трубкой и
рассматривал надписи на фабричной стене. Надписи были удручающе
однообразны и призывали купить лошадей, продать золотой лом, кушать
в кабаке «Кролик и Кости», извещали о глубоком моральном падении
некоей госпожи Валетты, уличали какого-то Фантика в содомском грехе
и предлагали иноземцам с ближнего и дальнего Востока убираться
домой. Зато способы, которыми они были нанесены на стену, были
самыми разными: от обычной малярной кисти до воздушного
распылителя. Тут можно было увидеть обычные масляные краски,
светящиеся алхимические краски-хамелеоны, рельефную пластику и даже
колдовские пенокраски, постоянно двигающиеся, переливающиеся,
искрящиеся немыслимыми цветами. Те, заряд которых уже сходил на
нет, слабо поблескивали и уже почти застыли, напоминая серую накипь
на стенках титанического чайника. Словом, техника исполнения опять
всухую била гуманитарное содержание.