— А как же нападение? — с удивлением
посмотрел на чистый лист.
— Это подождет, — Юстас погрузился в
мстительные мечтания. — Цепочка уже запущена, фитиль подожжен, и
наша задача выяснить, когда рванет. Вот что главное. Мы должны
спасти наш город, нашу колонию и нашу империю прежде, чем огонь
достигнет заложенной под троном бомбы.
***
Старик явно болен.
Стоило бы пойти в отказ, но у таких
маниакальных личностей сильно завышено самомнение.
И если потянуть за нужные ниточки,
можно войти к нему в доверие и узнать куда больше, чем от дворян
или рядовых жителей.
К тому же, мы вроде как коллеги, так
что настраивать против себя еще и секретную службу не самый
благоразумный выбор.
Лучше сделать вид, что идешь на
поводу и полностью вверяешь себя его власти, а между тем начать
свою игру.
Но сперва неплохо бы поесть и
отдохнуть. И не успел я подумать, как найду дорогу домой, как из-за
ограды донесся встревоженный оклик:
— Братик!!
Афина кинулась ко мне и повисла на
шее. После отстранилась и внимательно осмотрела округлившимся
глазами.
— Ты ранен? Тебя пытали?
— Нет. Мы просто пообщались.
— Точно? — девушка снизила голос. —
Говорят, этот Юстас убийца и садист, а к тому же...
— Тише! Ты бы это под его кабинетом
еще бы сказала, — приложил палец к ее губам, чтобы отвести от
сороки беду, но сестренка почему-то густо покраснела и на миг
потеряла дар речи.
— П-прости...
— Да ничего. Ты на машине?
— А? — она захлопала ресницами, точно
я спросил, нет ли у нее личного дирижабля или парохода. — Пешком,
конечно. Папа давно распродал все мобили.
— Знаешь, так даже лучше, — подставил
ей локоть, отчего милашка покраснела еще гуще. — Люблю
прогулки.
— Ага! — Афина повисла на руке. — Вон
уже чуть не догулялся. Весь город гудит, что на вас напали. Что ты
вообще делал в подворотне вместе с магистром?
— А что, ревнуешь?
Похоже, эта шутка зашла слишком
далеко. Спутница хмуро уставилась на меня, после чего
проворчала:
— Дед, ты нормальный вообще? Или в
армии так соскучился по женской ласке, что уже на сестру
заглядываешься? Мы, конечно, сводные, но должна же быть мера!
— Мы сводные? — на полном серьезе
спросил я и слишком поздно понял, что Штирлиц еще никогда не был
так близок к провалу.
Тонкие брови почти сошлись на
переносице, скулы заалели еще ярче, а губки надулись... а затем
расплылись в добродушной улыбке.