Бесспорно, забылся бы его необычный
приход, если бы не случилось несчастье: где-то пять лет назад на
одного из молодых послушников при выгуле скота напали волки. Тогда
Деваст был послан Мирчей рубить лес и чудом оказался неподалеку. Он
прибежал на крик с топором. Стая бросилась на него. О том, чем
закончилась та схватка, монахи догадались по разрубленным волчьим
тушам, принесенным к амбару. Даже теперь, спустя столько времени,
для многих из них оставалось загадкой, каким образом один человек
сумел положить десяток волков.
Но так или иначе, по монастырю и за
его пределами поползли слухи о необычайной силе послушника. Многие
начали звать его «Егерем», многие начали бояться и сторониться
его.
— Кто ему писать-то может? —
подивился извозчик, которому эта история была не в новинку. —
Родственники? У него хоть кто-то есть?
Казначей отрицательно качнул
головой.
— Нет, — коротко бросил он, глядя
вниз на капли воды, собирающиеся в лужу. — Вроде, сирота.
В отличие от Мирчи, который с первых
дней принял Егеря, как своего брата, Левий даже спустя много лет
того недолюбливал. О прошлой жизни таинственного отшельника он мало
что знал, но это не мешало ему строить разнообразные теории, каждая
из которых обличала в нем по меньшей мере человека недоброго, а по
большей — совершенно ужасного. По его мнению, нахождение Егеря в
святых стенах было недопустимо. Он чувствовал, что чужак скрывает
ото всех какую-то злобную тайну, и эта тайна настолько страшна, что
оскверняет любые святые заповеди Господа. Однако сколько казначей
не старался убедить игумена в этом, ничего не выходило. Мирча
почему-то не видел и не слышал очевидных вещей.
И вот теперь письмо со странной
печатью, адресованное Девасту, лежало у Левия на руках. Любопытство
душило казначея и требовало открыть конверт и прочитать содержимое
послания прямо сейчас. Он чувствовал, что написанное там может
изобличить отшельника. Однако в самый последний момент, когда
пальцы уже царапали кончик бумаги, Левий поборол себя. Он сказал:
«Не введи нас в искушение», — и вернул письмо в стопку.
Расплатившись с возничим, казначей
пригласил его переждать бурю в храме, а сам спрятал письма за
пазуху и побежал к игумену, чтобы обо всем доложить.
«Веришь ли ты в Бога?» — который раз
спросил себя Деваст. Казалось бы, какой простой вопрос для того,
кто нашел приют в священных стенах, молился кресту и поклонялся
иконам. Однако послушник боялся ответить на него уже несколько лет
подряд. Ответить себе. Другим-то он всегда говорил смело:
«Верю».