По сути, растянувшийся вдоль на
удивление хорошо накатанной грунтовой дороги караван представлял
собой три отдельных отряда. Казаки Корнилова и Безсонова отдельно,
купеческая часть Гилева со товарищи – отдельно и пехота
Казнакова-Цама – отдельно. На ночевках это особенно хорошо было
видно – каждая часть моего сводного «батальона» разбивала свой,
отличающийся от других лагерь. Случись что – и отбиваться от
нападения пришлось бы по-отдельности. Не знаю, почему это
обстоятельство ничуть не трогало, ни командиров «рот», ни
штабс-капитана Принтца – вполне грамотного и разумного человека.
Мне так такая организация совершенно не нравилась.
Слава Богу, я обладал достаточной
властью, чтоб иметь возможность настоять на своем. Так что к
деревне Муюты подходила регулярная Российская армия, а не «банда
Орлика» - вышедшая из Алтайского. Правда, пришлось совершить
некоторые перестановки в командовании.
Во-первых, штабс-капитана Андрея
Густавовича Принтца, выпускника Академии Генерального Штаба, я
временно назначил командиром пехотной роты. Сашенька Геберт только
обрадовался, и тут же стал заместителем. Кавалерию я, наоборот,
разделил на две части – авангард и арьергард. Корнилов и Безсонов,
как вы уже наверняка догадались.
Тридцать гилевских «стражников»
составили легкий оборонительный отряд. Купцам, а их в караване
обнаружилось аж пять человек, было строго настрого наказано, в
случае любой стычки с кем бы то ни было, ни в коем случае не
кидаться кого-то спасать. Они должны были остановить лошадей и
укрыться. «Стражникам» следовало занять круговую оборону.
- Понял, Василий Алексеевич? – в упор
глянул я на Гилева. – Начнут твои стрелки носиться вдоль дороги, да
пулять во все, что двигается - брошу и уйду вперед! Будешь с
туземцами сам разбираться.
Бийский купчина и не спорил.
Спенсерки – конечно оружие прогрессивное, но патронов было
неприлично мало. Всего по три магазина на ствол.
- Само-то ружье не больно-то и
дорого. По восьмидесяти четырем рублям за штуку. А пульки эти,
гадские, прямо - разорительные. Я думал – мне шестьсот штук до
конца жизни хватит, а вышло – что это всего ничего. Взяли же за них
по два гривенных за штучку. Как зачнут мои охотнички греметь, да
рукоятку дергать – прям сердце кровью умывается, - жаловался Гилев.
– Прямо вижу, как рублики серебряные в воздух улетают.