Мягкий мех воротника вдруг уколол подбородок. Пришлось снять
перчатку и лезть, расправлять волоски, вертеть головой.
- А ныне… - начал и замолк. Не находились нужные слова.
Чувствовал, что это очень важно именно здесь и сейчас говорить
только такие – только нужные. – Опора у меня пропала. Словно на
льду стою. Туда или сюда шагнуть опасаюсь – а ну как поскользнусь?!
Дел полно, работы непочатый край, а руки опускаются… Вдруг не той
дорогой пошел? Или грех какой-нибудь на мне…
Нет, Герочка. Не родня он мне. А обращаюсь так к почившему
Старцу, оттого, что оба мы с ним теперь, как бы не от мира сего.
Оба померли по одному разу… Однополчане, вроде как, едрешкин
корень. Тебе, малыш, этого не понять.
Есть, правда, одно отличие. Этот-то, Федор, свет Кузьмич, уж
точно в то беспросветное место, где миллион лет томилась моя душа,
не попал. Я просто в этом уверен! Не ведаю, кем на самом деле был
этот старец – царем, не сумевшим найти в себе силы и дальше тянуть
неподъемный груз грехов, или другим каким-нибудь дворянином. Но
ведь, самое-то главное – смог же он вовремя одуматься. Отринуть все
неправедное и податься в странствия.
Спорный, конечно, метод. Не наш. По мне так и вовсе – никчемный.
В стиле небезызвестного графа Толстого. Все бросить, отречься,
обрядиться в вериги, и перестать противиться злу. Спасти себя, а до
остальных и дела нет. Много бы я наискуплял, если бы в монастырь
поклоны иконам бить отправился?! И не верю, что чего-то подобного
ждет от меня Господь. Не верю, и все тут! Иметь силы и возможности,
и ничего не сделать? Оставаться непредвзятым наблюдателем? Молить и
молиться…
- Ты там передай, кому следует, Кузьмич, - хмыкнул я. – Фиг ему,
а не монастырь. Пусть версту рельсового пути за «Отче наш»
принимает, а каждый лишний рубль в крестьянской семье - за аминь! И
с Кариной разберусь. Не принцесса, чай. И не тайны Мадридского
двора. Не так уж и сложно выяснить – кто, скорее всего, отец не
родившегося еще человечка. Будут хотя бы сомнения, что я – не
брошу.
Герман испугался. Он так всегда. Чуть что – начинает на немецком
молиться. Можно подумать, Богу не все равно - на каком языке к Нему
обращаются.
- Вот, Герочка мой и отмолит, если что, - я, похоже, начинал
злиться. То-то так щеки вспыхнули. – А ежели чего-то особенного от
меня желаешь, хоть знак бы подал. Мне и намека хватит…