Нужен рычаг.
На дне оврага скопилось много мусора, и отыскав палку, я вновь
присел рядом с капканом. Лис тихонько зарычал.
Объясняя, что собираюсь делать, - вряд ли он понял слова, но
где-то я читал, что спокойный голос благотворно влияет на животных,
- я вставил её меж зубьев капкана и надавил. Палка сломалась.
Ладно...
Другая палка была толще первой раза в два. Один конец у неё
заострялся, и воткнув его между зубьев, я хорошенько нажал. Челюсти
капкана разошлись.
Лис мгновенно выдернул лапу и отбежал к противоположному краю
ямы. А потом долгий миг смотрел мне в глаза. Показалось, что между
мной и зверем вспыхнула незримая связь... Я моргнул, а лис в
несколько ловких прыжков вскарабкался наверх и исчез в густой
траве.
Оказавшись наконец-то на шоссе, я был грязен, мокр и жалок -
совсем как лис, которого я только что освободил. Вряд ли кто-то
решится взять в машину такого замухрышку...
Немного ниже по склону, среди мшистых валунов и чёрных от влаги
коряг, грохотала горная речка.
Решив, что умыться не помешает, я принялся осторожно спускаться
к узкому обрывистому берегу. Вода была бурой, вздувшейся от дождя,
и такой холодной, что сводило челюсти. Но всё равно, найдя плоский
камень рядом с потоком, я взобрался на него, стащил с себя
изгвазданную тряпку, и придерживая за край, бросил в воду.
Течение было сильным, и через пару минут тряпица была чистой -
насколько это возможно. Используя её вместо полотенца, я тщательно
обтёр тело.
На голове угадывался лишь намёк на щетину - парнишку регулярно
брили. Конечности довольно крепкие и жилистые, тело
по-подростковому долговязое, с загорелой кожей, несколькими свежими
и давно зажившими шрамами. Самый старый шрам тянулся от локтя до
плеча, по внутренней стороне правой руки.
Я дико замёрз. Ноги заледенели, пальцы не слушались, а зубы
выбивали отчётливую громкую дробь. Но постаравшись как можно
тщательнее выжать тряпку, я вновь намотал её на тело - не ходить же
совсем голым. И только теперь сообразил, что принял за тряпицу
обыкновенную монашескую рясу - кэса. Она была явно домотканная,
крашенная луковой шелухой, протёртая в некоторых местах от долгой
носки.
Вот и первые сведения о моём реципиенте: бритая голова и ряса
указывают на то, что он был монахом.
У нас, на Ёшики, тоже много храмов. Монахи любят труднодоступные
горные вершины, густые леса - всё, что позволяет забыть о больших
шумных городах, наполненных грохочущими машинами и башнями из
стекла и бетона.