[25]».
– Придется выжимать что можно, из того, что есть, –
пожал плечами Курт. – Выбора у меня нет, ведь так?
– А тебя все это забавляет, да? – усмехнулся Ланц,
кивнув на закрытую дверь, за которой скрылся Финк; Курт отозвался
столь же невеселой усмешкой.
– Начало всего этого меня не слишком веселит – я бы
предпочел, чтоб этого дела не бывало вовсе, однако – да, признаюсь,
при всем том, что завершение каждого моего расследования ставит
меня на край могилы… Нескольких месяцев спокойной жизни для меня
вполне довольно, дабы соскучиться, и от этой тихой жизни я начинаю
уставать. Начинает казаться, что extremum[26] моих
дознаний – самое интересное, что бывало в жизни.
– Экстремальщик хренов… – почти с непритворной злостью
заключил Ланц – «Requiescit in extremo»[27] – я напишу это
на твоей могиле через три дня. Если найду тело.
В отличие от сослуживцев и майстера обер-инквизитора, Курт
опасался не собственной гибели в кварталах, принадлежащих местным
преступникам: как было сказано начальнику, он был убежден, что на
инквизитора никто из них поднять руку не отважится – в подобных
местах обитали сорвиголовы, однако же не самоубийцы и не глупцы.
Если же следователь Конгрегации, направившийся в их владения,
внезапно бесследно сгинет либо обнаружится где-либо бездыханным,
столь удобному соглашению с любыми властями настанет конец, и чтобы
понять это, не следовало быть гением; в этом случае столь
гипотетически существующая в упоминаниях облава станет реальностью,
причем жестокой, ибо проводиться будет не магистратскими солдатами,
а Инквизицией лично. Что же приключится с теми, кто в результате ее
окажется под арестом по обвинению в убийстве следователя, знали
все, знали с детальностями и красочными подробностями – здесь Керн
говорил правду, агенты Конгрегации на пересуды на эту тему не
скупились.
Главная неприятность заключалась в том, что у жителей этих
подвалов и домов оставалась полная свобода в возможности отослать
своего гостя по адресу весьма конкретному и неприличному, и если
Курт чем и рисковал, так это потерей репутации и опасностью
убраться из вышеупомянутых кварталов несолоно хлебавши, поджав
хвост и – без каких-либо сведений или хоть намека на них, ибо Керн
был прав в одном: его опыт общения с подобными личностями имел
место давным-давно и почти не имел особенной значимости. Если
доброго отношения приятелей Финка не снищет его готовность
использовать служебное положение во благо былой дружбы, то более
предъявить ему будет нечего.