– Случай из практики? – уточнил Курт кисло; инструктор
усмехнулся:
– В практике – чего только не случается, Гессе, припомни
лишь свое последнее дело. Да, ты запросил зондергруппу, однако же у
тебя просто не было времени дожидаться ее появления. Когда наши
парни прибыли, ты уже все закончил сам – пришлось. А если бы не
повезло? Если бы нарвался на окруженного охраной некроманта,
который тут же поднимает убитых тобой? А тебе надо взять его – хоть
тресни? Сколько ты продержался бы в долгом бою с твоими
академическими выкрутасами?.. Итак, это первое. Если не будешь
отлынивать на плацу, при верно поставленном дыхании ты у меня
за́мок в одиночку зачистить сможешь. Второе: эти пробежки вкупе с
кое-чем другим попросту сделают тебя чуть сильнее физически; при
твоем сложении этому грех не уделить больше внимания. Врожденная
выносливость – это неплохо, однако и ее надо развивать и обучать. И
третье. Самое важное. Когда ты сумеешь забыть, что за тобою
надзирает инструктор, когда перестанешь считать круги, перестанешь
думать, куда и как ставить ноги, как держать руки, когда ты вообще
забудешь о том, что бежишь, – вот тогда наступит момент
истины, Гессе. Наступит озарение. Ты сильно удивишься, но только
после этого ты будешь чего-то стоить на плацу; хитрые приемы – это
немаловажно, отрабатывать их ты у меня тоже будешь от зари до ночи,
а если потребуется – то и от ночи до зари, но основная хитрость не
в том, как повернуть руку или куда ткнуть клинком. Главное – в том,
чтобы достичь этого озарения. В том, чтобы и во время боя не
думать, куда ступить и как двигаться, чтобы дышать спокойно и
свободно, в то время как противник будет обливаться потом и
задыхаться; в том, чтобы не утратить четкость и выдержанность
мысли, чтобы видеть каждое его движение, замечать оттенки его
взгляда, от перемены в котором может зависеть твоя жизнь. Однажды
ты внезапно осознаешь, что видишь противника насквозь. Видишь его
удары еще до того, как они будут нанесены, успеваешь сделать два
движения и обдумать еще четыре, пока он совершит одно.
– И для этого – бег? – уточнил Курт, не скрывая
скепсиса.
– Это не бег, – возразил Хауэр. – Это
священнодейство. Как молитва. Не мне тебе рассказывать о монахах,
стоящих на чтении по двое суток; и не всякий из них после
этого падает без чувств – кое-кто кладет последний поклон, прячет
четки и отправляется в монастырский огород, где копается еще целый
день. Что дает им силу? Молитва? Помощь Господня? Душевный подъем –
откуда он берется? Отсюда, – сам себе ответил инструктор,
хлопнув по его груди ладонью, отчего Курт едва не запрокинулся
снова в снег. – Сила Господня – это штука, может, и впрямь
хорошая, майстер инквизитор, вот только Господь ее куда попало не
растрачивает; к чему, если в самом человеке есть его
собственная сила, которую надо лишь пробудить. Монахи это совершают
при помощи молитв. И знаешь, что они во время этих молитв делают,
Гессе? То же, что будешь делать ты, наворачивая круги по этой
тропке. Они находят верный ритм дыхания. Произнося слова, чередуют
звуки, вдохи и выдохи так, чтобы не пересыхало горло, не утомлялись
мышцы языка и губ, а в итоге – не утомляются и они сами, потому что
рано или поздно наступает это озарение. Тогда их молитвы
произносятся сами собой, и сознание отслеживает уже не каждое слово
в раздельности, а все сполна, одним ощущением. Когда же молитва
окончена, когда он идет по своим делам, если по дороге ты
заговоришь с ним – беседуя с тобою, он будет продолжать произносить
все то же самое мысленно. Точнее, оно будет произноситься само. Оно
просто