С возрастом либо им вовсе сносит башню, либо же, перебесившись,
вместе с привычкой к монашескому бытию они обретают и некоторую
сдержанность. В первом случае они благополучно тонут в литовских
болотах от избытка крестоносного рвения, во втором — с ними,
наконец, становится возможным относительно плодотворно столковаться
хоть о чем-то. Конрад фон Юнгинген, достигший сорок второго года
своей неспокойной жизни, производил впечатление человека,
способного внятно воспринимать реальность, отстоящую в стороне от
избиения язычников и казарменных будней, и вести переговоры, не
порываясь ежеминутно поминать заслуги Ордена вкупе с порицаниями
христианскому правителю за его отсутствие на восточном фронте
Европы.
Тема для обсуждения намечалась нешуточная, и для предстоящего
разговора требовалось все здравомыслие, что только есть в
запасниках обоих собеседников. Без преувеличения можно сказать, что
такого предмета рассмотрения не бывало еще никогда за всю историю
сообщения Ордена с германским троном. Сам вопрос затронут еще ни
разу не был, несмотря на то, что в императорский замок Великий
Магистр въехал еще вчера; Рудольф по сей момент ни разу даже не
упоминал о самом важном, и фон Юнгинген, слава Богу, намек понял —
не лез с разговорами, когда им изредка удавалось остаться наедине.
Разумеется, безопасные места в Карлштейне были — отец, строивший
замок, тоже был не блаженным и озаботился наличием комнат,
годящихся для тайных переговоров; разумеется, с собственными
тайными соглядатаями, кляузниками и наушниками в этих комнатах
проведена была уже не одна сотня бесед, и дальнейшая судьба
обсуждаемых планов всегда выявляла, что подслушаны эти беседы не
были, но… Но эту беседу Рудольф опасался доверить даже каменным
стенам собственного родового гнезда.
К счастью, этим вооруженным монахам папой была дарована весьма
удобная привилегия: им была разрешена охота. Дозволено было
охотиться с собаками на волков, медведей, кабанов, вепрей и львов
(исключительно ради необходимости, но не от скуки или для
удовольствия), а без собак они могли охотиться, на кого им
вздумается. Это кроме вышеупомянутых язычников. Приглашая фон
Юнгингена, Рудольф рассчитывал именно на это, впервые решившись
затеять совместную охоту с Великим Магистром Ордена, однако,
выслушавши построенные на сегодня планы, тот от битья зверя вежливо
отказался. Пропитания ему не требовалось, медведи не размахивали
лапами в непосредственной близости от его головы, бешеные лисы не
порывались укусить коня (такого, кстати, еще попробуй укуси), и
принимать участие в развлекательном умерщвлении живого существа
воин Господень не пожелал. Однако, поскольку оба понимали, что и
самому Императору сегодня на древнюю благородную забаву глубоко
чихать, фон Юнгинген милостиво согласился составить компанию
престолодержцу и, разумеется, отведать добытую рукою того дичь.
Там, в глухом лесу, подле костра на заранее присмотренной огромной
поляне, где поблизости на расстоянии двадцати локтей не будет
никого, уж точно не будет и подслушано ни единое сказанное ими
слово.