— Бросьте, Ваше Императорское Величество. Разговоры о
погоде — не та причина, по которой я притащился в такую даль,
отбросив, замечу, немаловажные заботы. Мы с вами одни, и блюсти
officiosus ни к чему. Я был бы крайне вам признателен,
если бы вы перешли прямо к делу, которое свело нас вместе в этот
дивный осенний день.
Мгновение Рудольф молчал, созерцая замысловатый узор ковра под
собою. Удивительная вещь — этот узор и краски, чем больше ковер
топчут и треплют, тем становятся лишь ярче. Вот если б такая же
особенность прилагалась к императорскому титулу… Хотя все более
хочется поименовать собственное положение в имеющемся политическом
порядке должностью. Со всеми вытекающими, вроде выволочек и
увольнения.
— Что же, стало быть — к делу, — отозвался Рудольф
наконец. — Согласен, ни к чему наворачивать круги. Прежде
всего хочу отметить не подлежащий сомнению факт: судя по тому, что
вы все же сочли необходимым явиться лично, важность происходящего
признается и вами тоже. Согласитесь, эта мутная переписка через
вашего командора не могла решить нашей проблемы.
— «Нашей», — повторил тот с усмешкой, однако взгляд
остался серьезным. — Проблема, Ваше Величество, только в
одном: у вас во владении — собственность Ордена.
— Майстер фон Юнгинген, — укоризненно протянул
он, — для чего же начинать нашу беседу столь… ультимативно? В
ответ на подобное категоричное заявление я просто не смогу не
возразить, что manuscriptum, и в самом деле пребывающий
теперь в наших руках, был получен нами из рук арестованного год
назад еретика и политического заговорщика.
— «В наших», — снова повторил за ним фон
Юнгинген. — «Нами». Заметили, Ваше Величество, вы даже мыслите
себя в единении с Конгрегацией?
— Не вижу в том ничего дурного, — изобразил беспечную
улыбку Рудольф, с великим усилием не позволив себе запнуться. А
ведь этот монашествующий вояка прав… — Как христианский
правитель я и мысли не допускаю об отъединении себя от Церкви.
— Инквизиции, — поправил тот.
— Как ее части, — согласился Рудольф. — Потому —
да, «в наших» руках. Находится документ, конфискованный нами при
аресте преступника.
— Чье далеко не последнее преступление состоит в том, что
сей документ был похищен из архивов Ордена.
— Именно это и стало ясно бессомненно, когда мы увидели
пометки, оставленные вашей тайнописью — никто, кроме Ордена,
таковых не использует. Сему факту мы были, откровенно говоря,
удивлены: до сих пор мы пребывали в уверенности, что орденские
архивы, а тем паче такой важности, защищены от подобных
поползновений.