— Эти двое — в некотором роде приятели моего сына, отсюда и
воцарившиеся в их умах иллюзии вседозволенности. Бездельники,
повесы и кутилы, но зато им я доверяю. Прочие — либо конгрегатские
агенты, которые не упускают случая влезть ему в мозги со своими
наставлениями, либо шпионы, шпионящие друг для друга, либо
стяжатели, готовые продать все и всех. Эти, по крайней мере, не
скрывают того факта, что от своей службы при дворе хотят только
денег и легкой жизни, и теперь, обретя то и другое, не желают от
бытия большего. Им хватает на хороший стол и женщин — и они
довольны.
— Не опасаетесь дурного влияния на наследника?
— Ему не помешает, — возразил Рудольф
убежденно. — Проще, когда придет время, исправить раздолбая,
чем святошу. Не примите на свой счет.
— Свой счет я вам предъявлю несколько позже, —
подчеркнуто дружественно улыбнулся Великий Магистр. — Вы правы
— я использую это сомнительное затишье, дабы все как следует
обдумать… Однако ж, я слышал, вы на три месяца отослали своего сына
как раз в монастырь за какую-то провинность. Не опасаетесь
сотворить из него святошу?
— И это ему не помешает тоже, — натянуто улыбнулся
Рудольф.
* * *
«Сердце Карлштейна», часовня Святого Креста в центре Большой
башни, в общем, и не задумывалось как место проведения регулярных
богослужений — отец, никогда не живший в замке подолгу, перевез
сюда коронационные регалии, на чем и посчитал миссию этого места
исполненной. Сам Рудольф, избравший-таки родовое гнездо своей
постоянной резиденцией, все же не стал ничего менять, и символы
императорской власти по-прежнему хранились здесь, напоминая о
величии титула и ничтожности судьбы человеческого существа, им
обладающего.
Разумеется, возводилась часовня с учетом всех тех требований,
что предъявлялись ко всем зданиям подобного рода, а именно — в том
числе и отличной акустики, в свете чего для тайных бесед и
секретных переговоров сие место, казалось бы, подходило слабо.
Однако предполагалось, что здесь же Карлу или его потомкам может
прийти в голову облегчить душу, посему все-таки были отдельные
уголки, в которых венценосный грешник мог говорить свободно, не
опасаясь того, что рассказы о его провинностях достигнут ушей
кого-то, кроме его духовника.
Посему часовня использовалась Рудольфом почти по назначению.
Почти — ибо речь здесь шла, как правило, о грехах не прошлых, но
лишь грядущих, еще зреющих в его голове или голове собеседника в
виде замыслов и планов, имеющих, быть может, и благие цели, но
порою не слишком праведные способы их достижения. Здесь, под
бесчисленными ликами святых, взирающих на мир, было вынесено больше
смертных приговоров, нежели в императорских покоях или канцелярии,
здесь обсуждались дела, не предаваемые огласке на райхстагах, здесь
вершились судьбы многих, здесь многие обретали счастье или навеки
прощались с ним. Здесь потрясались основы королевств и самой
Империи. Здесь созидалась История.