– Наш inspector исчез. Через два дня после своего прибытия,
еще до того, как успел отправить свой первый отчет. В городе он
появился, представился обер-инквизитору и прочим служителям
бамбергского отделения, но с кем беседовал в те два дня и где бывал
– нам не известно. Из сообщения, присланного обер-инквизитором,
следует, что однажды он просто вышел на улицу – и больше его никто
не видел.
– Убит, – уверенно подытожил Курт, и Хармель поджал
губы.
– Да, верней всего, – кивнул он тяжело. – Убит, а
тело уничтожено или захоронено тайно; оно ведь – тоже улика, тоже
след… Особенно если смерть была причинена методом необычным и это
можно было бы обнаружить при осмотре.
– А своих вы проверяли?
– «Своих»? – переспросил куратор; Курт кивнул:
– Служителей из кураторского отделения. Напомню вам
расследование все в том же Кельне – спустя год после нашей с вами
памятной встречи. Тогда был выявлен предатель в ваших кругах, и
допросить его не удалось – он, если не ошибаюсь, вскрыл себе вены,
пока зондергруппа проникала в дом. Уверены ли вы в том, что больше
таких нет, что ваши ряды чисты?
– Разумеется, нет, – вздохнул Хармель. – И
разумеется, проверка идет. Мы проверяем в первую очередь всех, кто
знал о направлении в Бамберг нашего inspector’а…
– А мне, если я верно вас понял, предлагается по вашему
поручению отправиться в Бамберг и провести расследование убийства
служителя Конгрегации.
– Вы поняли правильно, Гессе, – кивнул куратор. –
Как я уже и говорил, вы – лучший; а дело, как видите, сложное
и неоднозначное, у нас нет ни зацепки, под подозрением никого – и
вместе с тем все сразу. Никаких улик, никаких предположений, и
главное – никакой убежденности в том, что inspector’а, присланного
на замену убитому, не убьют так же тихо, незаметно и без единого
следа.
– Вот последний пункт в перечисленном вами меня и
настораживает, – угрюмо заметил Бруно. – Не сочтите меня
циником, но я что-то не вижу причин, по которым гибель Гессе станет
меньшим ущербом для Конгрегации, нежели смерть кого-то из ваших
служителей. Я, напомню, все еще не решил, давать ли добро на то,
чтобы он рисковал и подставлял шею; именно потому, что это лучшая
шея в Конгрегации.
– А я-то, дурак, полагал, что меня ценят за голову, –
хмыкнул Курт, не дав куратору ответить. – Брось, Бруно. Я,
правду сказать, не разделяю всеобщего восхищения моей персоной,
прохладно отношусь к версиям о моей богоизбранности и с еще большим
скепсисом – к дифирамбам моим следовательским талантам, но если
единственным препятствием для положительного решения являются твои
опасения по поводу моей безопасности…