– А он прав, Гессе, – заметил Висконти со
вздохом. – Если вероятность сгинуть на бамбергских улицах так
реальна, как это утверждается, то слать туда именно тебя – идея не
из лучших.
– Предлагаю залить меня в смолу. Покрыть тонким прозрачным
слоем и поставить в углу в рабочей комнате ректора – на вечную
память… А теперь послушайте, что скажу я. Primo[6]. Если вы все
правы и я такой единственный и неповторимый, лучший из лучших – то
это дело как раз по мне и для меня; что толку в достоинствах
инструмента, если его не использовать, опасаясь потерять или
испортить? Secundo[7]. Если вы все ошибаетесь и меня укокошат в
Бамберге прежде, чем я успею что-то нарыть и о чем-то
узнать, – стало быть, не столь уж уникальным был этот
инструмент, а его потеря никак не отразится на всеобщем процессе.
Нашедшему прореху в моей логике предлагаю высказаться… Желающих,
как я вижу, нет, – удовлетворенно кивнул Курт, выждав
несколько мгновений и не услышав в ответ ни слова. –
Conclusio[8]: стало быть, решено.
– Можно узнать, что вас так развеселило, майстер
Хармель? – хмуро уточнил Висконти, и куратор распрямился,
попытавшись согнать с губ невольную ухмылку:
– Ничего. Всего лишь отрадно видеть, что субординация в
Совете не препятствует братской душевности… Но, если позволите, он
прав…
– Не позволю, – оборвал Бруно решительно и, вздохнув,
кивнул итальянцу: – Он прав, Антонио. Для того мы его и
держим, потому он и ездит по всей Империи, потому мы и затыкаем им
все дыры – если где-то что-то случается, именно он, как правило и
способен это разрешить.
– Забыл упомянуть о том, что, если Гессе направить куда-то,
где ничего до сей поры не случалось, – там непременно
что-нибудь случится, – буркнул Висконти, одарив куратора
тоскливо-неприязненным взором. – Завтра посвятите его в
подробности, майстер Хармель. Снабдите его всей необходимой
информацией, какой только возможно. Я не хочу, чтобы он
задерживался в этом вашем Бамберге дольше необходимого, а особенно
– чтобы погружался в этот омут наобум.
От привычки столоваться в общей трапезной, а не в отдельной
комнате, Бруно так и не избавился – он по-прежнему садился за общий
стол, как и во времена своей службы под началом Курта, и к такому
поведению нового ректора академии святого Макария все уже, кажется,
привыкли. Этим утром майстер инквизитор снова нашел своего
духовника там же, где и обычно, – у второго стола от двери,
поглощающим свой завтрак неспешно и задумчиво.