В коридорах было тихо и почти безлюдно, лишь однажды навстречу
попался сосредоточенный хмурый инквизитор. С Куртом он
поздоровался, назвав его по фамилии; лицо угрюмого собрата по
служению показалось смутно знакомым, однако его имя в памяти не
всплыло, посему Курт лишь приветственно кивнул, на ходу пробормотав
неразборчивое. Лишь когда следователь остался далеко позади,
вспомнилось расследование три или четыре года назад; Нюрнберг… или
Аугсбург?.. или Франкфурт… Сколько их было, городков и городов, в
которые забрасывала судьба и начальственная воля…
У тяжелой двери за поворотом Курт остановился, глядя на двух
далматинцев, лежащих у порога. Завидя его, псы поднялись с места,
молча, без лая или даже рыка сделав шаг навстречу; он протянул к
ним открытые ладони, затянутые в потертые кожаные перчатки, и
терпеливо дождался, пока собаки обнюхают его руки и пыльную,
пропитавшуюся солнцем одежду.
– Благодарствую, – произнес Курт насмешливо, когда
далматинцы нехотя, будто исполняя какой-то обязательный, но давно
наскучивший ритуал, вяло махнули хвостами и отступили назад, давая
ему пройти.
– … и так всегда, – успел услышать он, открыв дверь, и
голоса внутри смолкли.
Курт приостановился на мгновение, окинув быстрым оценивающим
взглядом людей у стола. Кардинал Сфорца явно физически утомлен и
морально вымотан; изборожденное глубокими морщинами лицо осунулось
и со времени прошлой встречи явно похудело. Без малого восемь
десятков лет – не шутки, а когда приходится держать на собственных
плечах громаду Конгрегации – удивительно, как до сих пор старик еще
держится, даже учитывая тот немаловажный факт, что половину забот
папский нунций уже сгрузил на преемника… Преемник, к слову, тоже не
в лучшем виде: взгляд мрачный, лоб нахмуренный, под глазами
заметные круги, да и в целом Антонио Висконти, который младше
майстера инквизитора на семь лет, выглядит сейчас как хорошо
потрепанный жизнью следователь после недели оперативной работы. Да
и Бруно, сидящий чуть в сторонке, одарил вошедшего взглядом
тяжелым, точно скала, и таким усталым, будто за последние пару
суток духовник не спал, не ел и даже не присел ни на минуту…
– И что же «всегда»? – осведомился Курт, переступив,
наконец, порог и прикрыв за собой дверь.
– Всегда опаздываешь, Гессе, – недовольно отозвался
Висконти и, вздохнув, кивнул: – Не стой караулом, садись, коль
уж соизволил почтить нас своим присутствием.