«Вот и решение моих проблем. Старейшина готов принять меня
обратно, раз подослал своего сына, — подумала я, — Выйду к
Освальду, он отвезет меня домой, и больше не придется ни о чем
беспокоиться. Жизнь наладится — всего лишь придется смириться. Рано
или поздно это произойдет».
Решившись, я натянула прохудившиеся чулки и не успевшее
просохнуть за ночь платье, с трудом надела жесткие башмаки,
медленно спустилась по узкой лестнице и вышла на холодный утренний
воздух. Заметив меня, Освальд встрепенулся. На одутловатом лице
появилось выражение облегчения и злорадства. От маленьких юрких
глаз Освальда не укрылся мой понурый, изможденный вид, разбитые
ботинки, покрасневшие глаза и опаленные брови. Сын старейшины
прекрасно понял, что в столице мне пришлось несладко.
— Камилла, Камилла, маленькая заблудшая овечка! — протянул
Освальд, подражая Просветленному Старейшине, чье место ему
когда-нибудь предстояло занять. — Я нашел тебя, и мое сердце
трепещет от радости и переполняется Светом. Я принес благую весть —
отец простил твою неразумную выходку. Братья и сестры по вере
готовы принять тебя в свои объятья!
От гнусавого голоса и высокопарных речей Освальда мухи дохли на
лету. На душе стало гадко.
— И тебе доброго утра, Освальд, — произнесла я с кривой улыбкой.
— Как ты нашел меня?
— Твой никчемный отец образумился и сообщил адрес этого ужасного
дома, обитатели коего погрязли в темнейшем грехе.
Освальд с отвращением покосился на краснолицего похмельного
приказчика — ночного клиента моей соседки — которому в этот момент
как раз приспичило вывалиться во двор. На заплетающихся ногах
приказчик приблизился, источая убийственный запах перегара и
порока. Чтобы не столкнуться с гулякой, Освальд резво отпрыгнул в
сторону, угодил ногой в лужу нечистот и вполголоса выругался
словами, которые Отроку Света знать вовсе не положено. После этого
он, наконец, заговорил нормальным языком.
— Собирайся. Мы должны успеть на десятичасовой экспресс. В твоих
интересах вернуться сегодня же. Отец сказал, что искупительное
наказание станет строже с каждым днем задержки.
— А какое наказание меня ожидает сейчас? — вяло поинтересовалась
я.
— Два дня у позорного столба, неделя в келье Смирения. В цепях,
конечно.
Я поежилась.
— Другие старейшины были против твоего возвращения, но отец
велел им не вмешиваться, — продолжал Освальд, — Он все еще хочет
взять тебя к нам в дом. Тебе несказанно повезло!