- Господин Эттани, я никогда ранее не просила, и уж тем более не
требовала, чтобы вы принимали какое-либо участие в судьбе Годэ! -
сказала она, даже не подумав тратить время на подобающие ситуации
вежливые расспросы о погоде и здоровье родственников. - Я знаю, что
вы женились во второй раз сразу же после смерти Данар, и не могу
вас за это осуждать, хотя видит бог, как я до сих пор сожалею о
горькой судьбе моей бедной сестры, так и не узнавшей счастья на
чужбине. У вас есть семья, для которой Гоэдиль - чужой человек, и я
бы не стала нарушать ваш семейный покой, если бы в том не возникла
острая нужда. Годэ собралась в монастырь. Причем собралась туда для
того, чтобы быстрее отдать богу душу. И единственный человек,
который может ей это запретить - это вы, господин Гако.
Гако Эттани, которого я даже мысленно не могла назвать отцом, во
время всей этой речи не явил на лице ни одного признака каких-либо
чувств, из чего можно было сделать вывод, что ему решительно
наплевать на то, что я намереваюсь делать со своей жизнью, вне
всякого сомнения, никчемной с его точки зрения. Тетушка, впрочем,
будучи женщиной неглупой, тоже это заметила и, недолго
посокрушавшись над моей вдовьей судьбой, закончила свою речь
так:
- Догадываюсь, что вам безразлична судьба вашей дочери, но она
не безразлична мне. Поэтому я в лепешку расшибусь, но заставлю вас
вмешаться. Дьявол меня подери, если я не подам в суд жалобу на то,
что вы отреклись от своей законной дочери и не устраиваете ее
судьбу, что недостойно человека благородного сословия!
Тут выражение лица Гако стало кислым, и я поняла, что столь
неприятная огласка истории с первым браком для господина Эттани
нежелательна. Тетушка загнала его в угол. Точно так же она
поступила и со мной. Я любила ее, поэтому не стала говорить, что
никогда не прощу ей этого. В спешке я собрала самые необходимые
вещи, господин Эттани нанял повозку для меня, и в тот же день, под
вечер, мы отправились в Иллирию. Всю дорогу по моему лицу катились
слезы - я малодушно оплакивала не свой родной дом, не воспоминания
о Лессе, не предательство тетушки - лишь свое будущее, которое
виделось мне выгоревшим дотла садом, где раньше росли скромные
незаметные цветы. Возможно, в душе у меня до какого-то момента
теплилась надежда, что перемена мест поспособствует моему
успокоению, и что в монастыре, куда я намеревалась отправиться, ко
мне вернется покой. Теперь я поняла, что горе, от которого саднило
сердце, всегда останется со мной, куда бы я ни пыталась
сбежать.